– Я решилась, – говорит она, все еще сидя на мне, как на жеребце.
Зачем ей испытывать меня? Она ведь знает, что нет на свете женщины, с которой бы я охотнее делил свои дни и ночи.
Вероятно, забывшись, с закрытыми глазами, она рукой пытается ощутить бороду, которую я никогда не носил, и, не найдя, открывает глаза. Я только улыбаюсь: я ведь не виноват, что бороду носит ее муж, композитор (или пианист). Какое мне дело до его бороды?
– Ой, – произносит она, – знаешь…
И, смутившись, ничком падает на меня, чтобы не смотреть мне в глаза.
– Ну, – произношу я, высвобождаясь, – пора на море. Пойдем на камни?
– Какой ты колючий…
Целый день, лежа на пляже, я сдерживаю себя, чтобы не спросить, и уже вечером, когда она, пунцовая, смазывая себя сметаной, стоит совершенно нагая перед зеркалом, я, любуясь ею, спрашиваю:
– Ты уверена в том, что?…
Она, глядя на меня в зеркало, на мгновение замирает, встав на цыпочки и втянув живот, наклоняет голову так, что волосы прикрывают всю левую грудь, стоит, не дыша, Венера Форосская, затем, вдохнув, произносит:
– Разве я не красивая женщина?
Это-то я знаю; меня интересует другое:
– Ты действительно беременна?
Почему я целый день жду ответа на этот вопрос?
Она поворачивается на носках и просто таращит на меня свои красивые глаза.
– Да, – произносит она, – действительно. А что?
– А ты уверена, что?…
– Что это будет твой сын? Да!
– Ааа?…
– Знаешь, – повторяет она еще раз, – я решилась!
Эту ее решимость я знаю.
– Когда я выйду за тебя замуж…
Мне только этого сейчас недостает!
– Слушай, – прошу я, – перестань мазаться сметаной, есть же крем.
Я полон желания быть бодрым, раскованным, и меня, конечно, не может вывести из себя даже то, что она произносит:
– Глеб, принеси мне, пожалуйста, салфетку.
Это мне ничего не стоит: я с радостью встаю, иду к трюмо, а она, не замечая своего промаха, добавляет:
– И молочко прихвати.
Кто такой Глеб, я не спрашиваю, зато прекрасно знаю, как зовут ее мужа: Владлен.
– Пожалуйста…
Мне нравится ее привычка благодарить за все лишь кивком головы, не отрываясь от своего основного занятия. Бывают минуты, когда от нее невозможно оторвать глаза.
– Я люблю тебя, Ленка…
– Правда, – искренне удивляется она, – кто бы мог подумать?…
Ах, кокетка! Ах, ты моя прекрасная прелестница!
Вдруг она предлагает:
– Идем к морю?
Первый час ночи.
– Мы еще ни разу не купались в лунной дорожке, представляешь, голыми.
Ах, выдумщица! Ну идем, так идем.
– Помнишь, ты обещал…
Я помню, я готов выполнить обещание.
Мы резвимся, как дети, правда, нет никакой лунной дорожки, только порхающие желто-сизые язычки костра вдали на берегу, которые не могут вырвать у слепой крымской ночи наготу наших тел. Удивительно теплая вода, гладкая тугая кожа Елены… Легкое тельце кажется невесомым, я держу ее как пушинку.
Вдруг, словно гром в тишине – яркий свет!
– Ах! – вскрикивает она, разнимая руки, а я теряю равновесие.
Мы дружно уходим под воду. Когда, смеясь и фыркая, выныриваем, бдительный голубовато-молочный луч прожектора снова нашаривает наши тела, и нам опять приходится стыдливо погружаться в воду по плечи. А прожектор, равнодушно скользнув по нашим головам, шарит теперь по черной глади моря, выискивая, вероятно, вражеский перископ, затем устремляется в бесконечную черную даль и вдруг гаснет.
Теперь мы, как в темнице, хоть глаз выколи, но, если резким движением руки взбурлить воду – резвящиеся фосфоресцирующие светлячки-капельки несутся по поверхности, как трассирующие пули, бесшумно и бесследно пропадая.
Что еще нужно для счастья?
На берегу, растираясь до жара махровым полотенцем, я вдруг чувствую себя, как прежде, без памяти влюбленным в свою Елену. Нет, все не так плохо, как казалось в дороге, просто я устал. Мне уже сорок три, а это, известно, непростой возраст.
Назавтра нам вообще не удается повидать море, и к вечеру меня просто тянет вырваться из томительного плена, а к следующей среде я уже думаю о своей работе. Строю планы и с наслаждением ненавижу ночные купания, даже при рогатой луне: я хочу работать! Елена, чувствует мое настроение и пытается предупредить все мои желания, что бесит меня еще больше.
Иногда я ору на нее.
– Хочешь, – предлагает она, – поехали домой…
Я упорно молчу и только злюсь.
Иногда я соглашаюсь с тем, что Елена родит мне сына, соглашаюсь и все эти дни чего-то боюсь. Чего?
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу