Владимир Колотенко - Любовь? Пожалуйста!:))) (сборник)

Но здесь случаются и землетрясения, камни, как горох, сыплются с гор и приходится неделями разгребать завалы. А зимой серо и тоскливо, безлюдно, что называется пусто, снега почти нет, поэтому горные вершины никогда не сияют, слепя глаза, белизной, не алеют по утрам румянцем и не золотятся вечерним солнцем. Зимние дожди тихи, дни длинны, унылы и серы, а ночи промозглы и безнадежно бессонны.

Ничто так не сближает, как музыка.

Он что-то шепчет ей на ухо, произносит слова, которые ничего не значат, он даже не прислушивается к ним, несет привычную сказочную чушь, от которой ее кожа покрывается пупырышками, он чувствует это своими крепкими нежными пальцами и продолжает шептать и шептать, глядя невидящими глазами в черную пустоту южной ночи. Для него эта роль привычна, и он прекрасно ее играет. Соблазнитель юных сердец? Да нет. Нет, ему тоже хорошо. Впервые за долгие годы абсолютного одиночества. Он признается в этом себе и этим признанием делает ей больно. Он чуть было ее не раздавил, на что она только заглянула ему в глаза.

Все когда-нибудь кончается, умирает и эта музыка. Внезапная тишина разрушает их объятия, но обещает рождение новой музыки, новых надежд… Вдруг аплодисменты, аплодируют и они друг другу. Да, этот танец достоин похвалы.

Они усаживаются за свой столик и какое-то время молчат. Полумрак, который здесь царит, не в состоянии скрыть румянец на ее щеках, глаза тоже блестят, но им нечего сказать друг другу, потому что сейчас, они молча признают это, никакие слова не нужны. И официанту, подающему десерт, нет необходимости приходить ей на помощь своим “Это вечернее вино вам к лицу”.

– Выпьем еще? – предлагает он, когда официант наполняет фужеры.

– Охотно.

Ее волнистые пышные волосы, он вдруг тянется к ним рукой, коротко прикасается и убирает руку – знак душевного расположения и признательности.

Они не чокаются, просто, глядя в глаза друг другу, чуть приподнимают фужеры и отпивают по глотку.

Так вот в чем смысл жизни! Какой прекрасный, наполненный теплом и светом прожит день!

Когда они бредут домой мимо спящих домов (здесь нет улиц в привычном понимании – дома разбросаны по побережью, как спичечные коробки, хотя в адресах улицы существуют), он не думает о том, как пройдет эта ночь, он только обнимает рукой ее хрупкие озябшие плечи, прижимая к себе и готов нести ее на руках, жаль, что вот уже и знакомый подъезд, их уютная квартира на восьмом этаже – временное пристанище.

Ничто так не сближает, как уют квартиры. Снова его губы купаются в ее волосах. Они не пьяны, они просто не в состоянии сдерживать себя от натиска судьбы.

Утром:

– Смотри, а вот и расческа!

Она находит ее в книжке.

– Ты…

Ее первое “ты”.

Ничто так не сближает, не роднит…

Неделю спустя он все-таки звонит ей из Йоханнесбурга.

– Привет. Как дела?

– А у тебя?

Потом звонки раздаются из Торонто, Антверпена, Лиссабона и Мельбурна, откуда-то еще, она даже не знает, в каких странах эти города, потом она ждет его на каких-то вокзалах и в каких-то аэропортах, на каких-то причалах и остановках…

– Слушай, я звоню тебе уже целый час!..

Это звучит как угроза.

– Ты где пропадаешь!? – спрашивает он.

– Я?!. – она удивлена таким тоном. – Ах, ты Боже мой! Я как всегда дома. Где же мне еще быть? Я как всегда жду тебя. Вот уже много лет…

– Прости, – говорит он, – прости, пожалуйста…

– Ты когда прилетаешь?

– Сегодня ночью…

Он так и не успевает, не находит времени, чтобы, наконец, рассказать ей всю жизнь. А если бы ему удалось это сделать, он рассказывал бы теперь о мидиях, о том камне, о ее веснушках и ключицах…

– Привет, – говорит он, влетая в переднюю, – вот и я…

И она тоже бросается ему на шею.

– Ой, – шепчет она, – ты такой колючий… Теперь осторожно…

– Что? – он не понимает, зачем ему осторожничать.

– Да, – говорит она, – теперь – да…

– Правда?!!

– Теперь – да…

„Да” – это теперь тоже его жизнь…

– Я хочу сына, – говорит он.

– Все, что захочешь…

– Если верить Нострадамусу и всем радио– и телеведущим, как раз в августе девяносто девятого и наступит конец света. Все начнется с солнечного затмения. А ты предлагаешь ехать к морю…

– Ерунда все это, – говорю я, – завтра выезжаем…