Владимир Колотенко - Любовь? Пожалуйста!:))) (сборник)

Снова стук?

– Андрей, ты дома?

Семен?! Откуда ему здесь взяться? Ерунда какая… Лишь мгновение я сижу в нерешительности, затем произношу:

– Проходи…

Его “ты дома?” прозвучало так просто, что говорить ему “вы” было бы натяжкой.

– Каким ветром? Мы с Настенькой в ресторан собрались… Ты голоден?

Видимо, вид у меня все-таки предурацкий, Семен улыбается, а я в полном недоумении: как же он сюда попал?

– От пива не откажусь, будь настолько любезен…

– О ради бога. Сколько угодно! Как ты меня нашел?

– Встретил Настю, и вот…

– Разве вы знакомы?

– Давно…

Я наливаю себе пива. Семен ставит палку в угол, сбрасывает рюкзак и снимает куртку. В теплой куртке в такую жару? Это для меня тоже удивительно.

– Ночи холодные, – словно отвечая на мой вопрос, произносит Семен. – Ты спешишь?

Откуда он знает про мою Настю? И что же он, хромой, тащил на себе этот тяжеленный рюкзак?

– Ты один приехал? Чем ты сюда добрался?

Семен осматривается. Его уставший взгляд вяло скользит по стенам гостиной. Какая-то картина, на которую я никогда не обращал внимания, привлекает его, он ковыляет к ней без палки, и, видимо, разочаровавшись, отворачивается, смотрит теперь на люстру. В ней тоже ничего особенного: сверкающие стекляшки и только. Что еще ему не нравится в нашем доме?

– Илья в машине… – наконец отвечает он на мой вопрос.

Меня, собственно, Настенька ждет. А Семен валится в кресло, берет пиво и долго пьет. Затем, крякнув и обтерев рукавом усы, ищет в кармане куртки кисет и набивает трубку махоркой.

– Скажи, Андрей, ты любишь Настеньку?

Глупее вопроса он, конечно, задать не мог.

– Мне кажется, – говорит он, прикуривая, – что ты недостаточно…

– Правда? – я останавливаю его вопросом.

Мне не нужны его советы по поводу наших с Настенькой отношений. Я и сам в состоянии оценить, насколько они прочны, достаточно ли я к ней внимателен, любит ли она меня… Да и может ли случайный человек толком их оценить?

– Поразительно, – говорит он, – как хорошо все видно со стороны.

Теперь меня раздражает этот запах махорки. Настенька его тоже терпеть не может.

– Илью нужно покормить…

Он произносит это так, словно проявляет заботу не о своем близком, а о лошади или дворняге.

– Мне, к сожалению, нужно бежать, – произношу я, – еда в кухне…

Затем я слышу их голоса. Они гремят посудой, то и дело хлопает дверца холодильника, а потом раздается и свист чайника. Наконец, запах кофе…

Я сижу, молчу, курю, думаю. Почему я не иду к Настеньке?

– Искупайся и спать, – слышу я голос Семена.

– Я пива с собой возьму?

Я слышу голос Ильи, мягкий, нежный, просящий. Я знаю, что и прежде слышал его, но впечатление такое, что слышу его в первый раз.

– Я отправил его спать, – входя, произносит Семен, – а ты почему еще здесь?

Мне хочется спросить, где расположился на ночлег Илья? А где будет спать Семен? Не думают ли они оккупировать нашу спаленку?

– Давай свою рукопись…

Все вопросы тотчас оставляют меня. Я забываю даже о том, что меня все еще ждет Настенька. А куда ей деваться? Сумка у меня всегда под рукой, я беру ее, достаю папку…

– Вот…

На свете нет ничего интереснее, ничего важнее, чем знать, что о тебе скажут другие. А что скажет Семен о написанном? Ведь только кажется, что его мнение меня не интересует. Это не так. Мне важно мнение каждого, а отзыву Семена я почему-то доверяю бесконечно.

– Телевизор выключи, пожалуйста… – требует Семен и, не дожидаясь, пока я встану, палкой ловко выдергивает шнур из розетки. Я даже не успеваю шевельнуться.

Конечно же, меня тревожит банкротство многих творческих потуг, о котором сейчас наверняка объявит Семен. Я весь в ожидании приговора. Кажется, что вдруг наступившая тишина – и та в заговоре против меня и старается как можно сильнее досадить мне. Хочется просто возопить: будь милостивее, тишина! И чтобы она не отказала в милости, я легонечко толкаю ногой палку Семена. Она тут же грохается о паркет. Семен даже ухом не ведет, зато я даю волю своим застывшим в напряжении мускулам, встаю, поднимаю палку, долго пристраиваю ее к спинке кресла и даже покашливаю, усевшись поудобнее. Я вспоминаю Настеньку и мысленно призываю ее, чтобы утешиться вместе. В этом нет ничего удивительного, ясное дело, я волнуюсь.

А Семен сидит напротив, выпростав свою хромую ногу, и уже внимательно препарирует глазами беленький, едва подрагивающий в его руке листик рукописи. Я не спускаю с его волосатого лица глаз. Немного странно видеть Семена таким сосредоточенным, даже веко его сегодня, так сказать, не прихрамывает. И вот еще что: я не чувствую запаха навоза, которым всегда так и прет от него, и это тоже кажется странным. Только борода его привычно тлеет, когда он, соснув трубку, медленно выпускает дым, наполняя комнату прекрасно-синими живыми вуалями. Благо, нет Настеньки, а то бы мне досталось. Если такая тишина будет продолжаться и далее, я решительно сойду с ума. Отсутствие верной возможности ускорить чтение (я помню содержание наизусть) принуждает меня, вытянув шею, заглянуть в текст: за чем остановка?