Мерсе Родореда - Площадь Диамант

— Уже парк закрывают!

— Откуда ты знаешь?

— Не слышишь что ли: свистят!

Мы вскочили, дрозд сразу улетел, испугался, и ветер задрал подол моего платья.

Спускались мы по крутой дорожке. На длиннющей волнистой скамье, украшенной цветными изразцами, сидела девочка и ковыряла в носу, а потом водила пальцем по восьмиконечной звезде, которая была выложена на спинке скамьи [9] Знаменитая волнистая каменная скамья с инкрустированными осколками цветных изразцов и бутылочных стекол, сделанная по проекту А. Гауди является одним из главных украшений парка и одним из первых произведений абстрактного искусства. . На ней было платье такого же цвета, как у меня, и я сказала Кимету. Но он — никакого внимания. Уже за воротами парка я сказала: посмотри, вон люди еще идут в парк. А он — ну и что, не думай, их скоро выгонят. Мы спускались по улочке, и когда я уже собралась сказать, что у нас с Пере — все, он вдруг встал передо мной как вкопанный, схватил за руки, посмотрел мне в самые глаза с упреком, будто я в чем виновата, и снова — бедная Мария!

Я так хотела сказать: не убивайся, открой, что у тебя с этой Марией, но не посмела. А он отпустил мои руки, и мы двинулись дальше, до перекрестка Диагонали и Пасейч де Грасия [10] Диагональ — самая длинная улица Барселоны, пересекающая город по диагонали, на которой расположено много крупных банков, официальных учреждений и престижных фирм. Пасейч (или Пасео) де Грасия — одна из самых больших и красивых улиц в Барселоне. . Долго-долго еще ходили, у меня ноги подкашивались. Идем, идем и вдруг он снова хвать меня за руки, это у какого-то фонаря было, я подумала, сейчас обязательно начнет про свою Марию. Стою — не дышу, а он как-то злобно, с досадой:

— Если бы мы во время не убрались оттуда, где этот дрозд и все такое, не знаю, что бы со мной было!.. Но подожди, ты еще узнаешь, что к чему!

Мы кружили по улицам до восьми и все молчком, точно немые от рождения. Когда Кимет ушел, я посмотрела на небо, и оно было сплошь черное. Не знаю… Странно, вроде какая-то тайна во всем.

В тот день мы не договаривались, а он вдруг вырос на углу, как из-под земли.

— Бросай работать у этого типа. Я знаю — он пристает к своим продавщицам.

Меня прямо в дрожь, и я ему — не кричи, разве можно взять и уйти ни с того ни с сего, хозяин мне слова плохого не сказал, да и вообще мне у него нравится работать. А если, говорю, тебе позарез, чтобы я ушла, тогда не знаю… Ну а он, что, мол, как-то зимой к вечеру приходил посмотреть, и пока я занималась с одной сеньорой, которая выбирала коробку шоколадных конфет, мой хозяин так и зыркал на меня, вернее не на меня, а на мой зад. Я ему — ты себе много позволяешь и лучше все разом порвать, если у тебя нет ко мне веры.

— Есть, но я все равно не желаю, чтобы этот кондитер на тебя облизывался.

— Да ты в уме, — говорю, — мой хозяин — порядочный человек, у него в голове столько дел. Ты вообще!

У меня все лицо горело от злости. А он вдруг как схватит меня за шею и давай тянуть к себе. Я закричала — убирайся, не то позову полицию! Три недели не показывался, мне стало жалко, что я порвала с Пере, ведь Пере — очень хороший, хоть бы раз чем обидел. И вдруг объявляется этот Кимет, стоит как ни в чем не бывало, руки в карманах, и первые его слова: по твоей милости бедную Марию по боку…

Мы пошли к улице Майор де Грасия, по Рамбла-дель-Прат. И возле одной лавки, где выставлены у дверей мешки с зерном, Кимет сунул руку в мешок и вытащил горсть вики, красивая, говорит, очень. Идем дальше, и когда я на что-то загляделась, он взял и насыпал мне вику за ворот. Потом вдруг остановился у витрины магазина готового платья: вот, посмотри, как мы поженимся, ты купишь себе такой передник. Я говорю, фу, как у приютских, а он — молчи, мама всегда такие носит. Я осмелилась и говорю — кто бы не носил, они все равно некрасивые…

Он сказал, что хочет познакомить меня с матерью, у них уже был разговор, и ей не терпится посмотреть, какую невесту выбрал ее сын. Мы пошли к ней в следующее воскресенье. Она жила одна. А Кимет снимал комнату с пансионом, чтобы ей с ним не было забот. Да и вообще, говорит, когда они врозь, у них отношения прекрасные, а когда вместе — ссоры без конца. Мама его жила в маленьком доме возле улицы Периодистас, и с галереи ее дома было видно море, а иногда все затягивало туманом. Мама у него была маленькая, аккуратненькая, и волосы мелкими кудряшками, в парикмахерскую ходила завиваться. Весь ее дом — в бантиках. Кимет еще раньше про это рассказывал. Над распятьем, где кровать, большой бант. А кровать из черного дерева, старинная, с двумя перинами и покрывало кремовое с алыми розами, по низу оборка с алым кантом. На ящиках ночного столика тоже банты. И на каждом ящике комода, на всех дверных ручках — по бантику.