Леонид Гиршович - Шаутбенахт

Избави меня, Боже, от друзей — это был тот самый случай. Что влип в историю (а может, попал в Историю?), Юра понял, когда действительно они остались сидеть — одни. Горсткою вражеских пленных.

Русские, надо сказать, были смелые женщины — они воспринимали произошедшее с покорностью фаталисток, — Юра представил себе, как по возвращении в Беэр-Шеву напишет об этом в газету, некоторые предложения уже составлялись сами собой. Но потом стало тревожно и уже было не до газеты. Террористы, правда, не обращали на заложников — и на Юру, в частности, — ни малейшего внимания, но вид имели остервеневший — только сунься к ним, таких п…лей накидают.

Теперь они изменили диспозицию: один у лифта, двое держали оборону наверху — боялись атаки с воздуха? И один без умолку трещал что-то в телефон. Под лестницей, возле уборной — чисто по-французски, — был телефон (служебный, в железной «аптечке»).

— Ой, девушки, из пулемета — в самое ухо, зараза такой! Ничего не слышу, — сказала Люба Отрада, жалобно и хитро — жалилась, допустим, перед чужим, перед Юрой, а хитрила?.. Поди там разбери. Как Шевцова с Громовой, краснодонки, сидели они, обнявшись с Гордеевой, — вот-вот запоют.

Но запела, по своему обыкновению, Петренко, — а у нее всё в одну дуду, все про то же.

— Это выходит, что им всем дан приказ на запад, а мне в другую сторону? — и запела:

И пошла кадрить террористов.

— А теперь чего? — спросил кто-то недовольно.

Могло сложиться впечатление, что к такому повороту событий женщины были готовы скорей, чем Григорий Иваныч. Его шляпа валялась, так и не поднятая им, правый висок вернул левому заем, который по-китайски свисал к скуле. Сам он направлялся снова в туалет. Шел на цыпочках — опоздавшим к началу доклада. Кричавший в телефонную трубку «номер первый» посторонился, пропуская его.

Юра начал потихоньку обособляться, чтобы как-то дать понять террористам: он не с ними — а с ними. Но не успел — увидел раскачивающуюся сетку, перерезанную проволоку… У Юры упало сердце, и он судорожно прижался к чему-то. (К Сычевой Рае. Вообще же, не видавший, как террорист орудовал садовыми ножницами, он решил, что это от пуль.)

— Слушай, Валя. Ты помолиться можешь… ну, по-вашему?

Зайончик кивнула. Сперва пошептала про себя — все, вспомнила:

— Ойче наш ктурыщ ест в небе швенч щел имел твое пшийч крулевство твое бонч воля твоя яко в небе так и на жеми хлеба нашего повшеднего дай нам джишай и отпущч нам наше вины яко и мы отпущаемы нашим виновойцам и не вуч нас на покушение але нас збав одэ злего амен.

— А ты понимаешь?

— Нет, — призналась Зайончик.

Тихий ангел… которого Наука тут же спугнула. Ох, не любит она весь этот зайончик:

— Ха! Ха! Ха! Корреспондент, верно, в Раю влюбился — смотри, как к ней приплюсовался.

— А?.. — Задумавшаяся Сычиха сморгнула и лишь снисходительно глянула на соседа: мол, ничего-ничего, если тебе так спокойнее…

— Идет, — шепнула Надя.

Переводчица — мимо них прошла было, но, передумав, вернулась спросить, как им.

— Хорошо все, спасибо. Вот только Григорий Иваныч в туалете все маринуется. Ему б на клизьму направление в медчасть дать.

Сие предназначалось, причем нескрываемо, для ушей Григория Иваныча — поносник возвращался. И сразу залебезил перед иностранкой:

— Прошу прощения за задержку, я чего-нибудь пропустил?

Та усмехнулась:

— Нет, как всегда.

— Я думал, вы переводили им, что сказал Он. Вы же с ними еще потом о чем-то говорили.

— Я говорила о том, что остаюсь с вами, — мне было предложено уйти.

— Спасибо, — как бы сам с собою: — Остаетесь… угу… А так больше ничего он не сказал?

— Отчего же. Зачитал их требования.

— И чего они требуют?

— Чего они требуют? — переспросила переводчица. Она отвлеклась: Юрина рубашка приковала к себе ее взгляд, — но на рубашке не бывает расстегнутых ширинок, так что спокойно… А, предательский магендавид! (Юру даже бросило в пот, в жар, во все сразу.) Нет, не надет… уф… Хотя, может, и зря не надет. — Они много чего требуют. Чтобы советское правительство вступило с ними в переговоры. Чтобы советские евреи могли беспрепятственно уезжать в Израиль.

— Ишь чего захотели! — И вяло прокомментировал: — Сионистские молодчики.

— Они угрожают, — не без колебаний продолжала переводчица, — начиная с шести часов вечера, если их требования не будут выполнены, каждый час сбрасывать с Эйфелевой башни по человеку… извините, я должна взять трубку.