Герд Фукс - Час ноль

— Итак, — сказал доктор Вайден, — если я вас правильно понял, недавно у меня на приеме вы утверждали, что кто-то видел, как я и директор Мундт с вашим отцом шли к охотничьей хижине господина Цандера.

— А разве это было не так? — спросил Хаупт.

— Это, конечно же, вздор, — сказал Вайден. — Но сейчас речь не об этом.

— А о чем же речь сейчас? — спросил Хаупт.

— Давайте короче, — вмешался Олаф Цандер. — Речь идет об архивных документах.

— О чем?

— Верните наконец архивные документы, — потребовал нотариус Эмс.

Хаупт переводил взгляд с одного на другого и наконец начал все понимать.

— Но у меня нет никаких документов, — сказал Хаупт.

Старый Цандер рассмеялся.

— Мы знали, что вы это скажете, — мягко заметил натер Окс.

— Будьте благоразумны, — настаивал Олаф Цандер. — Кому нужно рыться в прошлом. Что прошло, то прошло.

— Но у меня и в самом деле нет документов, — сказал Хаупт.

— Вам же не выдержать, — бросил Мундт.

Хаупт вдруг откинулся назад. Он улыбнулся. А что, если дать понять этим господам, будто документы действительно у него? Разве не интересно будет понаблюдать, что произойдет дальше?

Хаупт улыбнулся.

— Но у него их и в самом деле нет, — буркнул старый Цандер.

— Откуда ты знаешь? — раздраженно спросил Олаф Цандер.

— Так сразу же видно, — ответил Фриц Цандер.

— Полагаю, теперь я могу откланяться, — сказал Хаупт.

А через день возле хауптовского дома остановился газогенераторный грузовик. Фриц Цандер прислал ему пять мешков брикетов. Вскоре явился и он сам.

— Да у вас тут холодно, как в погребе! — воскликнул он, растирая руки. — Прежде всего помешаем как следует в печке.

Старый Цандер кочергой разворошил едва тлеющие брикеты, переполненный зольник вытащил и велел Хаупту вынести, скомкал старую газету, развел огонь, добавил брикетов, и скоро печка загудела, а ее верхняя часть начала медленно накаляться.

Цандер еще раз потер руки. Он все еще был в пальто.

— Сейчас станет уютно, — сказал он и пододвинул свой стул к печке. — До чего же они были смешны вчера вечером, — продолжал он. — Каково это, иметь такого сына? Кстати — на документы мне наплевать. Что в наше время бумажка?

Хаупт рассмеялся. Старик ему нравился.

— Вид у вас вчера вечером был довольно запуганный, — сказал Цандер. — Но не беспокойтесь. Если они начнут наседать на вас, скажите мне, хоть среди ночи. Можете приходить в любое время.

Через час он ушел.

— А у вас было хорошо, — сказал он на прощанье. У старика было, видимо, больше времени, нежели он бы хотел. Сын явно прибирал к рукам весь дом.

Мебельная фабрика Цандера была основана в тысяча восемьсот семидесятом — большое событие в то время. Ворочать надо крупными делами, а не заниматься мелкой пачкотней, сказал тогда Никлас Цандер, дед Фрица Цандера. Вернувшись из Америки, он взял решительный курс на крупные дела. Двадцать три года назад, в восемьсот сорок седьмом, он был всего лишь мелким плотником, имевшим крошечный приусадебный участок. Первый ребенок уже родился, жена была беременна вторым, и они не знали сегодня, будут ли есть завтра.

В сорок втором, сорок пятом и сорок шестом годах случились жестокие неурожаи. Неведомая зараза поражала картофель, по-прежнему свирепствовало заболевание крупного рогатого скота, которое они называли «мягкой костью». В деревнях царило запустение. Крытые соломой или мхом крыши разваливались. Коровы, впряженные в повозки, были кожа да кости, крестьяне обносились, и все чаще встречались небольшие группы на пути к кладбищу, во главе с отцом, несущим детский гробик.

Плотник Никлас Цандер считался в те времена еще набожным человеком. Уже год, как он был женат. Он жил на окраине деревни, близко к лесу. Как-то ночью его разбудил странный шум, и, взглянув в окно, он увидел, как стадо кабанов обрабатывает его грядки с капустой. А два дня назад он посадил там еще картофель и на покупку семенных клубней израсходовал последние деньги. Никлас Цандер прокрался в хлев, в котором были только две козы, схватил навозные вилы и с криком, в котором, как рассказывала позже его жена, не было уже ничего человеческого, бросился в сад и всадил навозные вилы в куст крыжовника.

В Трире начали уклоняться от уплаты налогов. Для офицеров тридцатого пехотного полка увольнения в город стали сущей мукой. Религиозные процессии тут же превращались в манифестации против прусского правительства. Политическим, находящимся под предварительным следствием, земельный суд разрешил выступать на улицах. Пивные были переполнены.