Стефано Бенни - Девушка в тюрбане

Я вернулся к Капитану, который, увидев, что я пришел один, не сказал ни слова.

Удлиненные полузакрытые глаза расцвели капельками дождя, он словно обрел зрение и глядел, какими стали после дождя ветки с игольчатыми листьями, колючие заросли, лопнувшая зеленая кожура каштанов, комья земли и камни.

Можно было подумать, что Страж знает все о дожде, о тучах, о ветрах, лесах, морях, о стоячих лужах, где крутились, а потом исчезали обломки веток и прелые листья. Его серое, иссеченное дождем лицо меняло выражение, становилось тревожным, он словно сбросил с себя долгий сон и длинное сновидение, но для чего он пробудился? Я не знал.

Но я понял, почему Сара стремилась к нему темным вечером, в проливной дождь.

В стенах разрушенной церкви от ливня спасения не было. Но неподалеку стояла хижина, она могла укрыться там, взять шишек и развести огонь; несколько раз она уже делала это.

Довелось ли ей увидеть стадо кабанов, бегущее по лесу? Получила ли она ответ от Стража, исхлестанного ливнем там, наверху, с глазами, что расцвели загадочными видениями? И узнала ли она наконец, бывала ли она прежде на этом холме, и если да, то когда, в какой жизни?

Я не мог допустить мысль, что сверхчеловеческое мужество позволило Саре пройти через эту тьму и этот потоп. Мне хотелось, подобно Капитану, представлять ее себе сумасбродной и смешной, проявляя при этом такое же невозмутимое терпение и перенося такую же боль, как он. Но я не мог.

В эту ночь не спали мы оба — Капитан и я.

Придя домой, я долго смотрел на дождь за окнами: у дождя словно была тысяча искусных рук, и он без устали чертил недолговечные причудливые узоры из широких листьев каштанов и опавших сосновых игл на земле, на поверхности луж, на фоне темных, едва различимых стволов. Значит, он мог создавать картины?

Может быть, Саре там, на холме, было лучше видно, что за картины создает дождь?

Девы-лебеди в речных берегах, Жены-лани, резвящиеся на полянах, колесницы, влекомые крылатыми конями, ладьи с вырезанными на носу изображениями грациозных исчезнувших животных, черные тропинки среди леса, высеребренного от самой земли до верхушек деревьев и выше. Этот дождь вначале, казалось, расплющивал, гноил, обесцвечивал все кругом, как тяжкий давящий груз, а теперь он становился мелким, легким, будто состоял из витающих в воздухе душ и нежных пальцев. Тьму за стеклом прорезали пробегающие блики и завихрения.

Я сел за стол, положил руки в круг света под лампой, передо мной лежали мои записи для книги легенд о море, о лесах, о божествах и чудесах, которую я так и не закончил.

Это было в ночь на первое ноября, праздник Всех Святых, я сообразил это, только поглядев на календарь, потому что, живя здесь, потерял счет дням.

Я отыскал в своих бумагах и той же ночью переписал легенду о Самайне. У древних народов, поклонявшихся дубу и луне, Самайн, ночь первого ноября, была первой ночью нового года.

Пока я переписывал, дождь стал утихать, а меня охватил озноб, поднимавшийся по спине до затылка, до самого горла. Кто была Сара на самом деле? Какой праздник Самайна она вспоминала?

1 ноября

Сегодня волны на море такие длинные, что прямо-таки с трудом доползают до берега; подымаясь, они образуют выпуклость, напоминающую кочку с высокой травой, волнуемой ветром, или вздыбленную щетину на кабаньей спине. Таким было море сегодня утром, оно не штурмовало утесы и волнорезы, но грохот не ослабевал.

Море оттеняла нежная зелень: на посыпанной щебнем дороге я нашел оливы и плоды рожкового дерева, которые в эти дождливые дни сорвались со своих серебристых веток. Все кругом еще слишком зеленое; только на каком-нибудь винограднике, круто спускающемся к морю, видны кровавые пятна да еще алеют две шпалеры канадской лозы. Над ними безмятежно пролетают горлицы к своим гнездам в соснах, а на миртовых деревьях щелкают славки.

Недавно море вздымало золотые колоннады отсюда до самого горизонта, сейчас оно отражает только тучи.

Так проходит день первого ноября. Напрасно я ждал видений.

С запада летят унылые черные чайки. В ветвях сосны, упирающихся в другое, дальнее окно моей комнаты, приютились славки — так называю я маленьких, щелкающих на лету крылатых созданьиц с черными шапочками на головах. Раньше я задумывался: с кем они? Со мной ведь никого нет. Я вернулся из долгого путешествия и больше не покидал дома. Перед моим внутренним взором проходит видение, одно и то же, без конца.