Стефано Бенни - Девушка в тюрбане

Оресте глядит на него недоверчиво, но не без гордости.

— Значит, в момент сотворения мира я уже был?

— Да.

Оресте вопросительно кивает на дремлющего Крысу.

— И Крыса тоже, — говорит учитель. — Понимаете, Бог сотворил мир в одно мгновение, может быть, лишь в этот миг он и существовал. Огненное облако, бэмс — и все воздвигнуто на миллионы лет. И тут уж, конечно, ничего не поделаешь из-за одного Крысы, который, согласитесь, никому не мешает.

— Да ради бога, душа человек, — признает Оресте. — Но вы-то, профессор, как выучились всем этим премудростям?

— Следовал или, наоборот, не следовал советам. Не упускал возможности повеселиться до упаду. Ну, и хорошие примеры. Из тех, что годны и на год, и на два, и на десять.

— Книги, что ли?

— Да, это как раз пример хорошего примера.

— Скажите, а что мне изучать?

— Вы знаете гораздо больше, чем предполагаете. Я наблюдал, как вы шутите с больными, какие слова подбираете. В вас есть чуткость и даже артистизм.

— Ну уж это вы загнули, но слышать приятно. А знаете, я всегда мечтал написать книгу. И назвал бы ее так: «Если бы вовремя скорая помощь»...

— И о чем же?

— Понимаете, мне всегда казалось, что герои книг умирают на самом деле. И, право слово, смерть некоторых вызывает у меня ужасную досаду. Я стал думать, что средствами современной медицины кое-кого из героев можно было бы спасти и дописать их истории. Умирает, к примеру, госпожа Бовари, а тут «скорая» из токсикологического центра, так что через два дня она уже вне опасности. И можно писать продолжение...

— Скажите пожалуйста! И вы серьезно изучили этот вопрос?

— А как же! Случаи бывают разные. Вот у госпожи Бовари образцовое отравление мышьяком — впечатляет, конечно. Флобер в этом деле знал толк! Еще мне нравится, как умирает Гектор в «Илиаде», правда, с копьем в горле столько не поговоришь. А вот кончина Дон Кихота неубедительна. Слишком уж туманно: шесть дней был в лихорадке. А температура, а пульс? На мой взгляд, его можно было спасти.

— Вы так считаете?

— И Гамлета тоже — промыванием желудка. Я понимаю, это звучит парадоксально. А вот с Патроклом дело было дрянь. И с Ромео и Джульеттой просто скандал: наркоз надо давать с оглядкой. О самих писателях и говорить не стоит. Кто их лечил, спрашивается? Я даже список составил. Вот послушайте. Катулл загнулся в тридцать три года, Байрон — в тридцать шесть, Оскар Уайльд — в сорок шесть, Аполлинер — в тридцать восемь, от гриппа, боже ты мой! Маяковский — в тридцать семь лет...

— Покончил с собой.

— Тогда исключаю. Пойдем дальше... Кафке едва стукнуло сорок, недолеченный туберкулез, в наше время мог бы еще играть в футбол. Леопарди — тридцать девять, Ньево — тридцать, Лорке — тридцать восемь.

— Его расстреляли.

— Вычеркиваю... Рембо — тридцать семь, Вийону, кажется, тридцать четыре...

— Вашé — двадцать три, Лотреамону — двадцать четыре, Лафоргу — двадцать семь, Китсу — двадцать шесть, Траклю — двадцать семь, Марло — двадцать девять, Есенину — тридцать, Корбьеру — тридцать, Шелли — тридцать, Риго — тридцать, Жарри — тридцать три, Праге — тридцать шесть, Томасу — тридцать девять, Плату — тридцать один, Мэнсфилд — тридцать пять, Домалю — тридцать шесть, Сэнжу — тридцать восемь, Эрнандесу — тридцать два...

— Страсть сколько вы их знаете!

— Я включил сюда самоубийц, утопленников, алкоголиков...

— А Мандзони прожил восемьдесят восемь...

— Он не виноват, бедняга. Ну, теперь очередь за вами, Оресте.

— И что же мне вам рассказать?

— Как умереть на ногах.

— Помню одного такого, только он повесился.

— Это в мои планы не входит.

— Тогда, боюсь, вам придется самому придумывать.

— Пожалуй, ты прав, Оресте. А теперь иди.

— И впрямь. Болтаю тут с вами, а вы спать должны.

— Нет. Я должен закончить кое-какие изыскания.

— A-а! Ну, спокойной ночи, профессор.

— Спокойной ночи.

Оресте исчезает, но появляется вновь.

— Скажите, профессор, а Д’Аннунцио?

— Стыд и срам! «Приди, возлюбленная смерть» — и после этого протянул до семидесяти пяти!

Оресте качает головой и исчезает, теперь уже окончательно.

Учитель засыпает.

Первое, что видит во сне Леоне Ящерица, — стоящая у стенки Вела. Он вскакивает на нее.

— На помощь, держите вора! — голосит Вела.

— Дурочка! Ты что, меня не узнаешь?

— Учитель, помогите! Похищают!

— Ну-ка давай без сцен. Я и есть учитель, а происходит все во сне.

— Докажите!

— На той неделе у тебя соскочила цепь.