Раймон Кено - С ними по-хорошему нельзя

— Красиво сработано, — сказал Галлэхер.

По всему лицу Ларри выступили капельки крови. Он задумчиво посмотрел на свою пурпурную ладонь.

— Ничего страшного, — сказал Келлехер.

— Я хочу есть, — заявил О’Рурки.

Маккормак протянул ему начатую банку тунца и кусок хлеба [*] ...тунца и кусок хлеба . — реминисценция из Нового Завета (Мф. 14:19). (Прим. В. Кислова.) . Но погруженный в глубокую задумчивость Ларри к ним даже не притронулся. Он встал и направился к кабинету.

— Она, наверное, тоже хочет есть, — прошептал он.

Остановился и вернулся к своим соратникам:

— Вот я... я буду с ней корректен.

— А мне, — сказал Каллинен, не оборачиваясь, — мне на этих британцев насрать.

— Где же Диллон? — спросил Келлехер.

— Сходи посмотри, — сказал Галлэхер О’Рурки.

— Она не должна погибнуть, — сказал О’Рурки.

— Почему? — спросил Галлэхер.

— Это будет несправедливо, — сказал О’Рурки.

— Я приказал вам не говорить о ней.

— Она не должна погибнуть, — повторил О’Рурки.

— А мы? — спросил Галлэхер.

— Поделись тогда с ней своим тунцом, — сказал Келлехер. — Хотя, может быть, она не любит гладко выбритых мужчин.

— А я ее люблю, — сказал О’Рурки.

— Хватит, — одернул его Маккормак.

— А я ее люблю, — повторил О’Рурки.

Он, насупившись, оглядел всех по очереди. Все молчали.

Ларри развернулся и направился к маленькому кабинету.

Обстрел так и не возобновлялся.

Картрайт еще раз прочитал сообщение генерала Максвелла. Надлежало до заката солнца уничтожить последний оплот мятежников. Без чего говорить об окончании, об окончательном окончании мятежа, было невозможно. Нельзя было допустить, чтобы последние инсургенты продержались еще одну ночь.

Картрайт вздохнул (но не тяжело) и посмотрел на почтовое отделение на набережной Иден, продырявленное лишь на уровне второго этажа. Близлежащие здания пострадали намного серьезнее. Увиливать дальше и больше представлялось нереальным. Командор Картрайт не мог предать своего Короля и свою страну. И потом, что за привидение померещилось ему на том берегу? Теперь он будет стрелять точно в цель.

Он направился к канонирам.

Ларри закрыл за собой дверь и потупил взор. В руках он держал кусок хлеба и консервную банку. Герти сидела в кресле, повернувшись к нему спиной. Он видел лишь ее светлые, коротко остриженные волосы.

— Я принес вам поесть, надо подкрепиться, — произнес О’Рурки слегка взволнованным голосом.

— Кто вы такой? — сурово спросила Герти.

— Меня зовут Ларри О’Рурки. Я студент медицинского колледжа.

— Это вы мне подтирали нос, не так ли?

Смущенный Ларри что-то забормотал в ответ, потом замолчал.

— А что вы мне принесли?

— Хлеб и тунца.

— Положите сюда.

Не оборачиваясь, она указала рукой на стол. Ларри подошел к столу и увидел, что указующая рука была обнажена. Затем он заметил платье, разложенное на одном стуле, и комбинацию на другом. Из чего сделал надлежащие выводы.

После чего застыл, опешивший и ошарашенный.

— Я слышу ваше дыхание, — сказала Герти, не притрагиваясь к пище.

— О Господи, о Господи, — прошептал О’Рурки, — что я здесь делаю?

— Что вы там бормочете?

— О святой Иосиф, о святой Иосиф, я не смог устоять, я не смог устоять, и вот я у ног этой женщины, которая явилась мне в состоянии абсолютной наготы, и я пришел открыть ей свою любовь, свою непорочную, рыцарскую и вечную любовь, но на самом деле мне хочется сделать то же самое, что делали все остальные мерзавцы.

— Что вы там лопочете? Читаете молитву?

— Теперь я себя понимаю: Каллинен, Кэффри, вот кому я подражаю. Несчастная девушка, невинная девушка, которую они опозорили и которую я в глубине души тоже мечтаю опорочить. О святой Иосиф, о святой Иосиф, помоги мне остаться чистым. О святая Мария, сотвори чудо и верни девственность моей невесте Гертруде Гердл!

— Отвечайте же: что вы там шепчете?

— Я люблю вас, — прошептал очень-очень тихо Ларри.

— Вы ведь закоренелый папист, не так ли? — продолжала Герти, так и не услышав признания. — Но я не понимаю, почему вы пришли святошничать именно ко мне? Вы надеетесь меня обратить в свою веру?

— Да, надеюсь, — громко ответил О’Рурки. — Я могу жениться только на истинной католичке, а жениться я хочу на вас.

Герти вскочила и повернулась к нему.

— Вы окончательно спятили, — сурово изрекла она. — Неужели вы не понимаете, что вы скоро умрете?