Артур Дарра - Хранитель слёз

Парень бросился к подоконнику, стащил с него кофеварку и стал неряшливо запихивать её обратно в коробку.

— Что ты делаешь? — насторожился Михаил.

— Я считал эту вещь символом моей новой жизни… Думал, что теперь начну жить по-иному. Что всё встанет на свои места. Что буду пить любимый вкусный кофе по утрам, твёрдо понимать своё место в мире… Теперь этой вещи не место в моей жизни. Хех! Какой же я был наивный… Заберите её.

— Да что ты! — Михаил выставил перед собой ладони. — Никита, успокойся! Смерть Лизы — это ужасное потрясение, и не для тебя одного, но постарайся держать себя в ру…

— Возьмите или выброшу из окна! — истошно закричал Никита.

Михаил оторопело смотрел на парня и, вздохнув, всё-таки пододвинул к себе коробку.

— Знаете, что сказал бы Достоевский, будь он сейчас здесь и глядя на всё происходящее? — спросил разгорячённый Никита, подойдя к окну и положив руки на подоконник.

— Достоевский?.. — недоумённо произнёс Михаил.

— Да, да! Достоевский.

— Нет, не знаю… И что бы он сказал?

— Да нихрена бы он не сказал! — Никита резко обернулся с загоревшимися глазами и с какой-то неестественной ухмылкой. — Он бы просто молча посмотрел на всех нас, на всю ту чертовщину, что творится сейчас вокруг, на всех этих одиноких и обманывающих себя людей и понял бы одно: ничего не изменилось. Всё так же — вокруг сплошные душевные страдания. И нравственная тьма. Больше нечего добавить. Поэтому Достоевский бы, и правда, ничего не сказал. Но знаете, как бы мы могли определить, что он обо всем этом думает? — Никита дико и вопрошающе уставился на нотариуса. — Знаете? Всё просто! По его слезам. Его слёзы дали бы нам точный и окончательный ответ, что он хочет сказать о происходящем. Сам Достоевский, который видел, чувствовал и яркой глубиной описывал самые различные терзания людей, увидев нас сейчас, только бы и плакал. А если уж плачет сам Достоевский, то это значит, что мы — в беспросветной дыре. Наука твердит нам, что люди — высокоразвитые создания по сравнению с другими существами. Но на самом деле мы — те ещё выродки. Люди всё также бесконечно одиноки, одиноки и потеряны как никогда раньше, потому что ни черта не могут разобраться в своих жизнях и причинах своего присутствия здесь. Мы какие-то недоделанные, незавершённые… Мутанты! Больные твари! Больные твари, таскающиеся со своими психотравмами и личностными проблемами в подмышках, успевая по пути ломать и другим их жизни. Но самое, что меня поражает и рождает отвращение к людям — это то, что они надувают самих себя. Всегда и при любых обстоятельствах. Им нужно понять, просто понять, что они в этой жизни — никто. Полное никто! И что не видать им счастья настоящего! Даже если оно вдруг замерцало на горизонте — мираж! Не то это место, уж извините, не для счастья. Можете сдать свой билет и валить нахрен в преисподнюю! — У Никиты на глазах вновь заблестели слёзы. — Нужно просто понять… Понять, что любой может просто вот так взять и по своему желанию навсегда втоптать в грязь твою и без того жалкую жизнь. Просто одним махом взять и сломать всё твоё сложившееся представление о жизни. Поломать весь рай одним лишь лёгким касанием пальца, когда ты в него уже поверил… Любой это может, и никто от этого не застрахован. Но ведь нет, люди не хотят этого понимать, они думают, что сами создают свою жизнь… Идиоты!!!

— Мне кажется… что всё-таки мы тоже создаём свою жизнь, — осторожно вымолвил Михаил. — Вот я, например… Я ведь могу ещё что-то исправить в своей жизни, правда? Несмотря на произошедшее, у меня ещё не отобрано право делать дальнейшие выборы. А значит, я могу хоть что-то спасти. Пока ещё не поздно. Да… Если есть возможность спасти хоть что-то — ещё не всё потеряно. Слышишь меня? Ещё можно спасти себя. Можно…

Михаил встал, приблизился к Никите и хотел положить ему руку на плечо, но, увидев разъярённый взгляд парня, передумал. Нотариус уступающе кивнул, медленно сделал пару шагов спиной вперёд, развернулся, вышел из кухни и покинул квартиру.

В следующую секунду Никита с криком и со всего размаха приложился кулаком по столу. И тут же, схватившись за кисть, рухнул на колени и заорал — перелом в трёх местах.

Через мгновение он поднял затопленные влагой глаза… Кофеварка. До сих пор здесь.

Забыв о боли, Никита рванулся к ней, выдернул её другой рукой из коробки и со стоном швырнул об стену. Чёткий хруст пластмассы ещё больше растрепал парню нервы. Не помня себя, он стал крушить, пинать, разбивать кофеварку, пытаясь стереть её в порошок, не оставить на ней живого места.