Valery Frost: Заговор по душам. (Малоросский прованс.)

- Вера Николаевна Епанчина...

Барон тяжело вздохнул, опустил голову, качнулся по привычке с пятки на носок, и, наконец, одарил вниманием подошедшего:

- Дочь генерала?

- Мы уже телеграфировали его сиятельству, но... - госслужащий выжидающе замер, когда заметил, как у собеседника свело скулы. - Но ее батюшка отписался, что волею отеческой более не озаботится, а посему Вера Николаевна в ответе сама за себя.

- Отрекся от дочери? - Александр еле сдержался чтобы не вскинуть брови - не верил ушам своим. Уж он бы точно никогда бы в жизни так не поступил! Матушка его - София Богдановна не бросила ни Александра, ни остальных семерых детей, когда отец и отчим преставились, а взвалила на свои плечи заботу и о семье, и о промысловом деле. И совесть Александра Эдуардовича не смогла бы позволить своему хозяину поступить иначе.

С другой стороны, груз, лежащий камнем на душе, точно так же камнем пошел на дно, отпуская сердце. Это значило, что генерал не станет предъявлять претензий и требовать сатисфакции в связи с крушением и физическим страданием дочери. Одним иском меньше.

Кивнув на прощание и поблагодарив за сотрудничество исправника, барон отправился и дальше расследовать невыясненные обстоятельства случившейся трагедии.

Вера глубоко вздохнула и перевернулась на другой бок. Боль тут же пронзила виски. Девушка застонала.

У кровати засуетились, послышались причитания и шепотки.

Солнцева попыталась открыть глаза, однако ничего не вышло. Веки были настолько тяжелыми, что казалось, давили на глазные яблоки и грозились не открыться никогда.

Тот, кто только что шелестел накрахмаленными одеяниями, подвинул воздух, разгоняя больничные запахи химии. Решив, что раз глаза отказываются служить своей хозяйке, Вера будет изучать окружающую обстановку другими органами восприятия.

Итак, запахи. Характерные для аптек и лечебных заведений. Если вспомнить, чем закончился вечер, сам собой напрашивался единственный вывод - Солнцева попала в заботливые руки медработников. Однако то, что слышали уши, немного смущало. Больничная жизнь эхом отражалась от стен и потолка. И довольно высокого потолка. Палата явно не отдельная, а общая, потому что кроме мельтешения у собственной кровати, Вера выхватывала из общего фона голоса других людей, стук стальных предметов - так ножницы соприкасаются с железным лотком. Окна открыты. По палате гуляет ветер и слышен звонкий щебет, прилетающий с улицы.

И еще одна странность. Кровать. Она пружинила.

"Господи, в какую дыру ты меня определил?" - мысленно вопросила пациентка и все же разлепила веки. Открылся лишь один глаз.

Поначалу Вере показалось, что она ослепла. Белое сплошное полотно вместо разноцветного мира занавешивало обзор. Однако уже через несколько мгновений пришло осознание - белая тряпичная ширма. А за ней проглядывается силуэт сидящего в кровати больного.

Вера скосила глаз, на сколько смогла. Длинные доски пола, крашенного в темно-красный цвет, с проплешинами у кроватей и царапинами от регулярного ерзанья ширм. Все железные детали выкрашены в белый. Постельное белье, закрывающее прячущееся под лежанкой судно. Ни единой пластиковой вещи. Даже завялившегося в щель колпачка от шприца. Ни намека на бактерицидный лейкопластырь.

- Д╕вчино, ж╕ночко? - кто-то тихо позвал, не в состоянии определиться с возрастом пациентки, и тронул плечо. - Вы вже не спите?

Вере казалось, что спит. Бывает же такое - сон во сне?

Перевернувшись на спину, девушка спросила у странно одетой медсестры:

- Где я?

Скорбно возведенные бровки молодки прибавили жалости Веры к себе.

- А то як це? Не помните? - уточнила сестра милосердия, резанув слух Солнцевой русско-украинским суржиком.

Вера покачала головой, одновременно отвечая на вопрос и проверяя, на сколько трудно шевелить мышцами шеи.

- Як же ж вам повезло, що вы ничого не помните! Столько страху було! Столько преставившихся... Ой, матинко...

Медсестра продолжала что-то говорить, но Вера не слышала. Уши заложило ватой от поднявшегося из глубин подсознания испуга, попытки сглотнуть ком в горле не увенчались успехом.

Тем временем не прекращающая болтать сестра, помогла пациентке приподняться, подправила подушку и усадила Солнцеву, оперев спиной о быльце кровати. Железной кровати.

- Пить, - очень тихо попросила Вера. Со вторым глотком меловой ком, застрявший в горле, пропал.

Вместе со сменой положения тела, прояснилась и голова. Словоохотливая сестричка в белоснежном накрахмаленном переднике, больше похожем на сарафан, читая смятение в глазах жертвы кораблекрушения, спешила заполнить пробелы в памяти пострадавшей