- Странные барышни-институтки, - зависнув над съежившейся в комок Епанчиной, кухарка оценивающе оглядела новоприбывшую, - кои думают, что им должно питаться воздухом, потайки запихают в себя печенье, а здоровая пища уходит беспризорникам. Али ты, девонька, не такая же?
Вера улыбаясь, покачала головой, пряча взгляд, и для подтверждения собственных слов придвинула к себе обе тарелки. И тут же спрятала руки под стол, положив их на колени. Повариха, оценив чужое рвение и аппетит, довольно заухала совой:
- Баба Марья меня зовут, - представилась пышка.
- Вера... - выпалила девушка, но тут же опомнилась - негоже девице болтать с набитым ртом, да еще и представляться одним именем. - ...Николаевна Епанчина. Университет гуманитарных наук. Петербург. Историю...
- Историю будете преподавать! - поспешила всплеснуть руками повариха. - Это заместо нашей почившей Софьи Игнатьевны, царство ей небесное! - пухлая рука взметнулась, осеняя хозяйку крестным знамением. - Вот радость-то!
Вера успела повторить жест кухарки прежде, чем вновь опустила глаза.
- Очень вкусно, - Епанчина одарила заслуженным комплиментом блюда из экологически чистых продуктов, - а вы... баба Маша... можно я буду звать тетя Маша. Можно?
Такой простой и заданный прямо вопрос заставил кухарку прослезиться. Она даже позволила себе присесть на стул напротив и подпереть румяную щеку рукой:
- Можно... - слегка удивленно разрешила женщина, пахнущая жаренным луком.
- А вы меня... уж простите... тоже по простому - Верой. Мы с вами, дамы хоть и светские, да все одно под одним Богом ходим...
- Вон оно как, - выдохнула удивление тетя Маша, - молода горлица, а умом и духом не слаба! Да коли взяли вас, Вера Николаевна, вместо Софьюшки... Она-то умела сорванцов своих усмирять.
- А что, трудно с детьми, да?
Кухарка Марья пододвинула пышную булку на блюдечке поближе к Вере.
- А с детями всегда трудно. Но коли хыст есть, то и Бог в помощь будет.
На ужин больше никто не пришел. Оставшиеся в гимназии работники либо ушли трапезничать в город, либо, как Елена Игнатьевна, заказали принести ужин к себе в кабинеты. Зато никто тетю Машу не отвлекал, и Вере удалось выяснить немного интересных деталей.
Зарплата провинциального учителя женской гимназии составляла порядка восьмидесяти рублей в месяц. Это при условии полного содержания - еда, жилье. Довольно прилично для выпускницы бестужевских курсов. На эти деньги, как сказала новая подруга, можно было приобрести полрояля известной марки, или ломовую лошадь, или шесть длинных пальто, или мундир парадный офицерский и еще шапку гусарскую штабную в придачу. А уж как пировать-то можно! Бутылка "Красноголовки" объемом чуть больше поллитры стоила сорок копеек, а "Белоголовки" - шестьдесят. Вот уж сомнительное удовольствие - напиться казенки по рублю за литр!
На рынке за две копейки - вот где раздолье - можно было набрать дюжину отборных соленых огурцов. А накушаться "от пуза" в хорошем ресторане - за полтора-два рубля.
Вера слушала и качала головой. Про колбасу "Докторскую" за пятьдесят копеек килограмм она от мамы слышала. Но что б вот так...
- А скажите, пожалуйста, тетя Маша...
Вера, в силу строгого воспитания, никак не могла заставить себя обращаться к старшей по возрасту женщине на "ты". И еще болезненно реагировала на "выканье" по отношению к себе. Но приходилось смиряться - нужна была информация. А словоохотливая кухарка с превеликим удовольствием вываливала эту самую информацию со скоростью и объемами созревающего дрожжевого теста.
Про людей именитых учебники истории и архивы государственных учреждений писали много, а вот про столяров и плотников - как кот наплакал.
- Ремесленники у нас сидят в припортовом районе и районе Забалки. Там можно найти и кузнецов, и кожевников, и резчиков по дереву. Только одна туда не ходите. А хотите, я вам в проводники Зайку нашего дам? Он хоть и нем, да много чего понимает. Все ловит на лету и соображает не хуже стряпчего управского.
За совет Вера была благодарна и с удовольствием согласилась на помощь.
- И в парк наш не ходите, милая. Там порою такое непотребство твориться! Город наш хоть и богат, и электростанцию свою имеет, да только до парков не дошли руки думцев городских. Один горбатый фонарь, который собирает люд простой, да не совсем.
Епанчина заинтересованно уставилась на кухарку, которая на последних словах прищурилась, еще и пальцем в небо покрутила:
- Такая картина, - отставляя подальше на середину стола стакан со сладким чаем, продолжила тетя Маша, - десятка два-три молодых хулиганов стоят развязно кучкой и во всеуслышание сквернословят. Один из более остроумных читает громко газету и, разумеется, выкрикивает непечатные слова и выражения. Можете себе представить, Верочка Николаевна, какого остроумия и каких словечек можно ожидать от такого субъекта, упражняющегося в них лет четырнадцать-пятнадцать где-нибудь на Забалке?! Мало того, некоторые врываются в круг и позволяют себе хватать женщин в объятия! - Вера изобразила на лице ужас, даже поднесла руку ко рту, запечатывая уста. - Некоторые из них благосклонно улыбаются. Вообще, публика чувствует себя вполне удовлетворенной и толчется, все толчется на одном месте. Где, Верочка Николаевна, скромность, стыд, оскорбленный слух? (сноска: письмо неизвестного автора, опубликованное в газете "Родной край")
Читать дальше