Кемаль Бильбашар - Турецкая романтическая повесть

В кофейне пусто. Только в уголке сидят Сердер Осман и Рюзгяр. Хасан направился к ним.

— Здравствуйте!

— А-а! Здравствуй, — удивился Сердер Осман.

Хасан тяжело плюхнулся на стул. Стул жалобно скрипнул.

— Раздавишь, — усмехнулся Рюзгяр.

Хасан промолчал. Грудь его вздымалась от тяжелого дыхания. Он слышал, как бешено колотится его сердце. Собеседники его тоже молчали, озадаченные.

— Что же теперь люди делать будут? — вдруг резко сказал Хасан.

— Пойдут в Айдын, Измир, — спокойно ответил Сердер Осман, словно только этого вопроса и ждал. — Что под руку попадется, то и будут делать. А к чему ты спросил?

— Так, — буркнул Хасан, — просто на ум пришло. Подождали бы уходить-то, — сказал он после некоторого молчания. — Может, выход какой найдем.

— Что-то ты знаешь, да недоговариваешь.

— Да нет! — Хасан вскочил с места. — Вся надежда на аллаха. Не оставит он деревню без защитника!

Он бросил: «Прощайте!» — и быстро вышел.

Сердер Осман только глазами хлопал. Что все это могло значить? «Должно быть, есть у него что-то на уме», — решил он наконец.

— Пошли, аллах, удачи! — пробормотал он.

— Пошли, аллах, пошли, аллах! — подхватил Рюзгяр.

Дул легкий ветерок. Начиналось утро. Муса разжигал огонь в очаге, когда в кофейню вошел Хасан. Грубая черная рубаха застегнута наглухо. Глаза опущены. Тихо прошел в угол, сел там. Тяжело дыша, медленно достал сигареты, положил на стол и с неожиданной жадностью закурил, словно только сейчас осознал, что именно он держит в руке.

— Ты первая ласточка сегодня, — бросил ему Муса.

Хасан не шелохнулся. Муса покрутил головой и вернулся к своим делам.

— Чаю! — вдруг поднял голову Хасан.

— Подождешь. Вода еще не вскипела.

Хасан придавил окурок ногой.

— Ладно.

Дверь открылась, вошел Дештиман.

— О-о!.. — протянул он с порога. — Что за вид? На тебе лица нет.

— Да так что-то… Дома не сидится, сюда пришел.

— Ну, мы с тобой сегодня ранние пташки.

Оба замолчали. Разговор не ладился. Муса поставил перед ними чай.

Они молча, большими глотками осушили стаканы и одновременно, будто сговорившись, поставили их на стол.

Кофейня наполнялась медленно. Посетители подходили поодиночке. За полчаса пришло человек десять. У всех были мрачные лица. В ровном унылом гуле их голосов нельзя было уловить ни одной веселой ноты. Иногда и этот гул вдруг стихал, и в кофейне воцарялось напряженное молчание, которое нарушало только бульканье кипящей в самоваре воды. Сидящие за столами люди не поднимали друг на друга безжизненных глаз, словно стыдясь чего-то. Глядя на них, трудно было поверить, что они давно знают и любят друг друга.

Дверь открылась, пахнуло утренней свежестью. Вошел Сердер Осман и тяжело протопал к центральному столику.

Кофейня опять начала пустеть. Только голоса двух игроков в нарды иногда раздавались в тишине.

Минут через десять-пятнадцать после прихода Сердера Османа в дверях появился Мастан. Он оглянулся по сторонам и внушительно откашлялся, словно желая этим сказать: «Эй! Смотрите все, это я пришел». Увидев его, Хасан забарабанил пальцами по столу, потом встал и, ни слова не говоря, вышел. Он исчез так внезапно, что никто в кофейне и не заметил его ухода. Только Сердер Осман остался сидеть с раскрытым от изумления ртом. Подумать только! Даже не попрощался!

— Тьфу! — наконец вышел он из оцепенения. — Чудной стал этот Хасан. Поди догадайся, какое коленце он еще выкинет. О, аллах!

Мастан оглядывал кофейню алчным взглядом, точно готов был проглотить ее всю целиком, с людьми. И даже с темными пятнами на месте отвалившейся штукатурки. Не спеша подошел к игрокам в нарды и долго следил за игрой, неодобрительно качая головою, как взрослый, который осуждает детские забавы. Сел за стол, подозвал к себе Мусу, подмигнув, спросил:

— Какие новости?

— Все хорошо, клянусь. Никакого безобразия, хозяин.

Мастан облегченно вздохнул. Значит, сегодня никто еще не зубоскалил. Появляясь в кофейне, он всякий раз, подмигнув и многозначительно понизив голос, задавал Мусе один и тот же вопрос. Муса почтительно шептал ему: «Никакого безобразия, хозяин», или начинал: «Да говорят тут…» От этого «да говорят тут» Мастан нервничал, потому что слова эти означали: опять его народ проклинает.

Сейчас он был очень доволен.

— А ну, говори, — весело обратился он к Мусе, — чай у тебя сегодня хорош?

— Хорош, хозяин. Густой, как заячья кровь.

— Не врешь?

— Клянусь аллахом!