Крестьянам было не до него. Даже когда пронесся слух, будто Мастан палил в небо на излучине реки, судачить об этом не стали.
В другое время за каждым кустом на пути Мастана засел бы человек, каждый шаг его был бы известен. Теперь же следить за Мастаном было некому. Деревня опустела, все ушли в долину Сарайкей на поденщину.
Такая беда не часто заглядывает в дом. Даже старики не помнили таких страшных дней. Убрав свои три-четыре мешка пшеницы да по стольку же хараров [97] Харар — большой мешок из козьих шкур.
соломы, отправились караахметлийцы в долину Сарайкей — на поденщину. Много горемык повидала долина Сарайкей в то лето.
Постепенно сюда стянулся весь Кесикбель. Владельцы бескрайних пшеничных полей поначалу радовались, но армия безработных росла и росла… Дошло до того, что чуть не на каждый колос приходилось по человеку. Такое нашествие обездоленных людей испугало прижимистых хозяев.
В прошлом году поденщики просили по четыре меджита [98] Меджит — двадцать курушей.
в день. В этом году сразу соглашались на три, а потом цены пошли падать, словно с крутой горы катиться. Тот, кто успел захватить работу, со страхом и злобой смотрел на каждого нового пришельца, такого же голодного и измотанного, как он сам.
Люди брели и брели без конца под палящим солнцем, спеша к каждому новому полю с новой надеждой и уходя прочь с поникшей головой. Усталые, измученные, они все не хотели сдаваться, стремились сохранить в себе веру и упорство.
Сейдали был в числе этих несчастных. Он уже начал отчаиваться. Хозяева больше и слушать их не желали. Завидев людей издали, они отрицательно качали головой и хлопали в ладоши, что означало «работы нет». Не было работы! Во всей огромной, сгорающей под раскаленным солнцем долине Сарайкей не было работы.
Ночевали скитальцы в шалашах, построенных на полях для поденщиков. Если временным хозяином шалаша был свой брат кесикбелец, он оказывал землякам радушный прием, щедро деля с ними пищу и кров.
— Мы свои люди! Человеку без человека не прожить.
— Сегодня я — тебе, завтра — ты мне…
— Все мы братья…
Переночевав в шалаше, люди шли дальше. И вот уже долина, которая кесикбельцу всегда казалась безграничной, исхожена вдоль и поперек. А работы все нет.
— Может, на виноградники податься? — предложил Сейдали.
— Ах, мать моя! — злился Рюзгяр. — До сбора винограда еще сколько ждать.
За день они успевали обойти восемь — десять полей и отовсюду уходили ни с чем. Больше других убивался Рюзгяр. Он подолгу умолял хозяев жалобным голосом:
— Мы идем от самой Караахметли! Целую неделю в дороге. Дайте нам какую-нибудь работу.
— Ничего нет.
— Мы из Караахметли! — Рюзгяр ударял себя кулаком в грудь. — Каждый умеет работать за двоих.
— Нет же, говорю.
— Да мы гору можем своротить…
— Нет!
— Дорогой, мы хоть самого шайтана одолеем. Возьми только! Клянусь аллахом, не раскаешься! Где ты найдешь таких работящих людей, как мы?
— Мне люди не нужны!..
Шли к другому полю, все еще надеясь на то, что слепая судьба повернется к ним лицом и кончатся их мучения.
— Смотри — на том поле совсем мало народу.
— Милостью аллаха оставаться нам здесь!
Шагающий рядом с Сейдали парень жадно глядел вперед. Он только что вернулся из армии. И лучше бы ему не возвращаться!.. В солдатах хоть ни о еде думать не надо, ни о крыше над головой.
— Мы работу ищем, — обратился он к человеку, копошившемуся на меже.
— Все уже захватили, земляк, — ответил тот, сверкнув белками.
— Послушай, друг. Солдаты все умеют делать, что ни попроси. Ни к чему не придерешься.
— Прийти бы вам тремя днями раньше…
— Найди что-нибудь хоть двоим!
— Клянусь аллахом, если бы была работа, я бы с удовольствием…
Сейдали зашагал прочь. Солдат не трогался с места.
— Нет ли у вас воды? Умираю от жары.
Взяв протянутую кружку, он пил медленными глотками, настороженно глядя вслед удаляющимся товарищам.
— Папаша! — Он нагнулся к владельцу поля и вкрадчиво шепнул: — А для меня одного, может, найдешь?
Тот в сердцах выхватил из его рук кружку и молча ушел. Солдат послал ему вдогонку отборную ругань. Впервые в жизни он ругался с таким наслаждением. Облегчив душу, он бегом нагнал товарищей.
Путники подошли к очередному шалашу. Войдя в шалаш, Сейдали сразу схватил жестяную кружку, опрокинул над ней кувшин и долго пил. Остаток воды выплеснул себе за ворот.
Читать дальше