Кемаль Бильбашар - Турецкая романтическая повесть

— Каков урожай?

— Слава аллаху…

— По скольку на дёнюм?

— Один аллах знает. Когда один мешок, а когда и десять.

— Прокормиться можно?

— Солому продаем, ею тоже кормимся.

Толстяк вынул руки из карманов, взял у тощих чиновников бумагу, где они что-то намарали, сложил ее и сунул в карман.

— Что же теперь будет? — оторопел староста.

— Сообщим в Анкару, — ответил толстый с важной миной. Он провел рукой по лысине, — потом представим туда подробный рапорт.

— Что еще за лапорт?

— Там его читать будут. Им видней, что дальше делать.

— Когда же решение выйдет?

— Месяца два дело протянется.

— А-а-а!..

— Два месяца, не больше.

Чиновники отбыли, степенные и невозмутимые, оставив крестьян в полном смятении. Вот тебе и денежки из кармана! Что теперь делать, где искать спасения? Некоторое время в толпе царило гробовое молчание. Наконец кто-то встал, медленно стянул с головы кепку и ударил ею оземь.

— Осталось только у Мастана просить.

— У него?

— А что ж поделаешь? Если он не поддержит, пропали мы совсем. Последняя надежда.

Мустафа Гнилой поднялся, отряхнулся, как курица, вылезшая из пыли, кашлянул.

— Я пошел. Кто со мной?

Он сделал два шага. Два шага — две секунды — две вечности… остановился. Тишина. Только сердца крестьянские стучат. Решиться, пойти за Гнилым. Ноги словно гвоздями к земле прибиты. Мустафа еще раз оглянулся, кашлянул.

— Ну, кто со мной?

Страшно идти одному. Вернешься с пустыми руками — позору не оберешься. «Ну, как, — скажут, — вымазал лицо грязью?» Из толпы тихо вышли трое, догнали Гнилого. Вот и остальные зашевелились. Медленная процессия двигалась к дому Мастана. Шли молча, как пленные солдаты, — понуро опустив головы и бросая себе под ноги глухие проклятия. У каждого камень на душе. Опять идти к Мастану, унижаться, умолять…

— Лучше бы мне подохнуть на этом месте!

— Не ходи. Тебя силком не тащат.

— Ох, брат, не захочешь, да пойдешь!

У дома Мастана остановились; смотрят друг на друга, молчат. От такого молчания мороз по коже подирает.

— Пришли, так надо дело делать, — снова первым решился Мустафа Гнилой и ударил кулаком в ворота.

Мастан словно ждал их.

— Добрый день, добрый день, уважаемые.

— Добрый день. Пришли у тебя денег просить.

Лицо Мастана расплылось в довольной улыбке.

— С банком, что ли, не столковались?

— Где уж нам, беднякам, с ним столковаться, — отвечал Мустафа. — Мы привыкли у тебя занимать.

— Вот так-то! Надо это навсегда запомнить. А то все с ума посходили — в банк! Да кто вам сейчас даст в банке денег, если у вас земли с ладонь?

— Ошиблись мы… Вперед не будем…

— Ишь, решили, что банк сильнее меня. Да я ваш банк раздену! Меня Мастан-оглу зовут! Что мне ваш банк-манк! Не ему со мной тягаться.

— Вот мы и пришли к тебе, — сказал Рюзгяр. — Как решишь… Сев проходит, а у нас семян нету. Такая беда!

— Подумаем, посмотрим.

Знал Мастан — нельзя крестьянам ждать, пока он думать будет. После пятнадцатого октября в десять дней нужно отсеяться. Не успел — сам руби свою голову. После двадцать пятого семена что в землю бросать, что в реку — все едино. Знал, ох, знал про то Мастан…

— Времени у нас нет, Мастан-оглу, чего же там ждать.

— Припадаем к твоему очагу, помилуй!

— Не отсылай нас с пустыми руками, вечными рабами твоими будем, хозяин!

Мастан смеялся, оттопыривая губы.

— А вы в банк идите, если уж так невтерпеж.

— Хозяин…

— Что вы здесь разнылись? — заорал вдруг Мастан. — Я не говорю, что не дам. А подумать надо. Не про песни — про деньги разговор идет.

— Ты же знаешь… — начал опять Мустафа Гнилой.

— До конца месяца отсеяться нужно, — подхватил Рюзгяр, — а потом, что сей, что не сей…

— Это меня не касается. У меня свое хозяйство, свой расчет. Я вам не помеха — хоть в августе сейте.

— Опоздаем с севом — не родит земля!

— А мне что? Это ваша забота.

— Скажи, когда же ты дашь ответ?

— Через месяц. — Мастан еще подумал. — Ровно через месяц. — Вот так! Будьте здоровы!

Крестьяне еще потоптались, переглянулись.

— Дал бы сегодня — молиться на тебя будем.

— Деньги счет любят. Они в поле не растут. Подсчитаю, прикину, если получится — дам. Ясно?

Крестьяне ругали Мастана последними словами. Оставалось одно: подтянуть потуже пояса и доставать из закромов зерно, оставленное на прокорм.

— Как-нибудь не умрем с голоду.

— Аллах взял, аллах и даст.

— Аллах милостив!

— Много ли нам надо?