Кемаль Бильбашар - Турецкая романтическая повесть

— Клянусь аллахом, напишем самому главному паше! Я знаю одного писаря. Он за две с половиной лиры хоть в Анкару напишет. Однажды…

— И напишем!

— Если ребенок не заплачет, ему молока не дадут.

— Не дают!

— Идем сейчас же!

— Расскажем, как живем. Тогда…

— Клянусь аллахом, смягчатся их сердца!

— Пусть только не дадут!

— Тогда сразу к тому паше…

— Мы так ему распишем…

— А писарь-то на днях…

— Что?

— «Пусть, — говорит, — зайдут ко мне караахметлийцы».

— Отчаянная голова!

— «Я, — говорит, — одним письмом разделаюсь с вашим Мастаном».

— У него даже с пера кровь каплет, во как!

— Он с большими людьми запросто…

— Надо только в банк сходить.

— Сейчас же и пойдем!

— Точно, душа моя.

Староста Керим нацепил на шею новый галстук, огромный узел которого никогда не развязывался. Этот галстук в прошлом году ему подарил сам каймакам. С полным сознанием всей важности своей миссии староста степенно прошелся перед крестьянами.

— Клянусь аллахом, наш староста настоящий господин! — восхищенно воскликнул Тощий Омер.

— Представительный мужчина, — закивали крестьяне.

В касабу отправились налегке. Счастливые, опьяненные новой мечтой, люди не чуяли под собой ног, словно деньги были уже в их руках. В касабе Мустафа Сорок Зубов развязно обратился к прохожему:

— Где здесь банк? Вот тот, что ли?

— Ну да!

— Кто первый войдет?

— Ясно, староста. Ему по званию положено.

— Что ж, душа моя, — сказал староста Керим неожиданно дрогнувшим голосом. — Давай войдем.

Подошли к подъезду банка. Староста в последний раз поправил галстук, огляделся по сторонам, прокашлялся, одернул пиджак и, наконец, сказал бодро:

— Пошли, братцы!

Открыв огромную железную дверь, крестьяне очутились в просторном зале. По углам его стояли три стола и касса. Один чиновник поднял голову от бумаг.

— Добрый день!

Староста опять поправил свой галстук, сделал по направлению к чиновнику два шага.

— Добрый день, господин.

— Что вы хотите?

— Нам бы директора повидать.

Чиновник показал рукой на дверь.

— Вот его кабинет. Он знает про вас?

— Откуда же он узнает, когда мы только в город пришли.

Все направились к двери, указанной чиновником. Староста еще раз поправил галстук и решительно взялся за дверную ручку.

За огромным письменным столом сидел круглолицый человек и, улыбаясь, смотрел на вошедших.

— Пожалуйста, входите.

Теснясь в дверях, крестьяне вошли, гурьбой стали посреди комнаты.

— Садитесь, — пригласил директор.

Расселись на стульях, как важные господа. Старосте и Мустафе Сорок Зубов достались кресла, обтянутые сафьяном.

— Я вас слушаю, — сказал директор.

— Простите нас ради аллаха, — начал староста, — мы с просьбой к вашей милости.

— С какой же?

— Нам деньги нужны. У нас бедная деревня.

— Но долг мы заплатим, хоть и бедные, — вставил Мустафа Сорок Зубов.

Директор положил на стол длинную тонкую ручку с пером.

— Значит, вы просите кредит?

— Вот-вот, — обрадовался Сейдали. — Кредит нам нужен, кредит!

— Это наш долг — предоставить вам кредит, — сказал директор и задумался.

— Не знаем, как и благодарить вас, господин… — начал староста.

— Только… — перебил его директор, — лимит у нас кончился.

— Как это?

— Сейчас скажу, чтобы вам было понятней. В этом году мы получили из Анкары для кредитов сто тысяч лир. Эти деньги уже использованы. Пришли бы вы немного пораньше…

— Значит, ничего не выйдет? — спросил Сейдали со слезами в голосе.

— Отчего же, душа моя, мы что-нибудь придумаем.

— Да благословит вас аллах!

— Напишем снова в Анкару. В прошлом году тоже пришлось так делать.

— Значит, можно надеяться?

— Обязательно. Это наш долг.

— Пусть в вашей жизни будут одни радости! — расчувствовался Мустафа Сорок Зубов. — Аллах наградит вас за доброе дело. А о нас и говорить нечего!

Директор встал и проводил их до двери.

Очутившись на улице, крестьяне с удивлением посмотрели друг на друга. Они не могли опомниться от радости.

— Теперь все в порядке, — сказал староста.

— С доброй молитвой за доброе дело!

Только Сердер Осман был недоволен.

— «Все в порядке», — ворчал он. — Не приведи господь просить у государства… Легче грыжу нажить, чем у властей что-нибудь выпросить.

— Ах ты, гнилое пузо! — возмущался Мустафа Сорок Зубов. — Это же деньги! Разве ты сам дал бы в долг неизвестному человеку, ни с кем не поговорив, ни у кого не расспросив?