Борис Виан: Мертвые все одного цвета

— Благодарю вас, — сказала она, постаравшись, чтобы звучало проникновенно.

Он покраснел, потому что она смотрела ему прямо в глаза. Она была хорошо одета и вовсе не похожа на всех тех шлюх, с которыми ему обычно приходилось возиться. А муж ее, убийца, был негр. Странная женщина. Уж не из-за нее ли все и произошло? Он дозвонился и все уладил в нескольких словах.

— А вы не знаете…— застенчиво спросил он.

— Что?

— Может, у вашего мужа преступное прошлое? Может, вам известны какие-нибудь его противозаконные поступки, до того. как он убил брата?

— Нет, — сказала Шейла. — А что?

— Да понимаете, — сказал Купер, — с хорошим адвокатом он может и выпутаться. Ведь есть только показания бармена и той женщины. Этого вполне уже достаточно, чтобы отправить его на электрический стул, но, если, скажем, жертва пыталась его шантажировать… Видите ли, нас кое-что в этом деле смущает, а главное, что ваш муж уж слишком похож на белого.

— Ну и что? — спросила Шейла.

— А то, — сказал Купер, — что случай не такой уж простой. Да и не знаешь никогда, что может придумать толковый адвокат… Ну, не знаю… что его мать изменила отцу, и он в самом деле белый. Люди воображают, что негры вот так могут перейти черту. Надо их успокоить. Я хочу сказать, что здесь, в Нью-Йорке, дела обстоит по-другому, дискриминации меньше, а вот на Юге ужасный шум поднимется.

— Понимаю, — сказала Шейла.

— Так что, если вы знаете что-нибудь другое, за что его можно было бы посадить…

— Вы соображаете, о чем меня просите? — сказала Шейла.

— Но вы же сами сказали, что вам плевать, что с ним будет, — сказал Купер.

— Это-то уж конечно…— прошептала Шейла, — только я с ним все-таки пять лет прожила. И ребенок у нас.

Она вдруг ясно осознала происходящее и остолбенело взглянула на Купера.

— Скажите…— сказала она. — Его что, арестуют, будут судить, убьют?

— Не знаю, — смущенно сказал Купер.

— Господи Боже!. — сказала Шейла. — Боже милосердный!

Мюриэл тревожно прислушивалась. Она не позвонила в полицию, только подняла и положила трубку. Она со страхом смотрела на маленький револьвер, из которого только что выстрелила. Но даже с ним в руках она не чувствовала себя в безопасности.

Она услышала, как сильно хлопнула дверь, а потом наступила тишина. Дан, верно, ушел. Здесь ему делать нечего. Странно было думать, что он собирался убить своего брата, когда она, накануне, отдавалась его ласкам. Она старалась не вспоминать, что именно он ей делал в тот момент и больше не помнила, приятно ей было или противно.

Дан, наверное, ушел. Но надо проверить.

Она сняла трубку, тихонько положила обратно и набрала номер полиции. Потом она стала говорить, как будто дождалась ответа. Сообщила адрес и подробности. Сказала спасибо и снова встряхнула аппарат.

Дверь затрещала и разом открылась. Подпиравший ее стол, на который она нагромоздила два стула, оказался шуточной помехой. Все обрушилось. Мюриэл не успела наставить на Дана револьвер. Он уже примял ее всем своим весом, затыкая ей рот твердой, холодной ладонью. Она закрыла глаза и перестала сопротивляться.

— Молчи, — выговорил он ровным голосом. — Молчи, а не то задушу. Сейчас уберу руку, но только брыкнись — задушу. В два счета, уж будь уверена.

Она почувствовала, как его рука отодвигается. Во рту у нее все болело. От другой его руки наверняка синяк на шее. Ей уже было не так страшно. Может, он хотел ее убить.

— Где у тебя деньги? — прошептал он.

— Нету…— еле слышно сказала Мюриэл. — Почти ничего нет, — поспешно добавила она, увидев как переменилось его лицо.

— Где деньги? — повторил он.

— Только пятьдесят долларов, — сказала она.

— Брось шутить, — сказал Дан. Он говорил все тем же ровным, безразличным тоном.

— Клянусь тебе. Дан…

— Где твоя сумка?

— Не в сумке. Дан. В сумке всего лишь долларов десять-двенадцать.

Она заплакала.

— Дан, у меня почти нет денег. Что я могу поделать?

— Давай сюда деньги. И пошевеливайся.

Она, покачиваясь, встала и у же хотела схватить маленький револьвер. Кулак Дана еще сжался. Удар пришелся в правую грудь. Она чуть не взвыла, а он уже стоял и сдавливал ей рот, но почти тотчас же ее отпустил. Она почувствовала вкус крови но рту. Слезы выступили в уголках ее густо накрашенных глаз.

— Пошевеливайся. — повторил Дан.

Она и не двинулась. Что-то мешало ей повиновиться. Что-то расслабляло ее, делало ватной и безучастной, лишало защитных реакций.