Борис Виан - Мертвые все одного цвета

Я все обнимал ее, поглаживая теплое крепкое тело. Прошло несколько минут. Она, конечно, ждала, что я овладею ей, но я и не шевелился. Я ничего не мог поделать. Шейла еще ничего не почувствовала, а я уже понял, что холоден к ее поцелуям, что ее плоть не возбуждает меня, что все, что я делаю, это только машинально, в силу привычки. Мне нравились ее фигура, крепкие длинные ноги, золотистый треугольник живота, коричневые мясистые соски круглых грудей, но я любил их безучастной, инертной любовью, как любят фотографии.

— Что с тобой, Дан? — сказала она. Она произнесла это, не раскрывая глаз. Ее ладонь, лежавшая на моем плече, спустилась ниже по моей руке.

— Ничего, — сказал я. — Много было работы сегодня.

— У тебя каждый день много работы, — сказала она. — Ты меня сегодня не любишь?

И прижалась еще сильнее, а ее рука принялась искать меня. Я тихонько высвободился.

— Я о другом думаю, — сказал я. — У меня неприятности. Ты уж прости.

— Неприятности с Ником?

В ее голосе не было ни малейшего интереса к моим неприятностям. Она точно знала, чего хотела, а была обманута в своих надеждах. Я ее прекрасно понимал. Я старался думать о чем-нибудь возбуждающем, попытался вообразить тело Шейлы. когда мы занимаемся любовью, ее полуоткрытый рот, поблескивающие зубы и слабое, похожее на воркование, похрипывание, которое она издавала в такой момент, мотая головой то влево, то вправо, а руки ее царапали мне спину и бедра. Шейла ждала. Она еще не до конца проснулась, но уже вполне понимала, что случилось что-то неладное.

— Да, — сказал я. — Неприятности с Ником— Он считает, что я ему обхожусь слишком дорого.

— Сам виноват, что у него мало клиентов, — сказала Шейла.

— Не мне же ему об этом говорить.

— Ты предпочитаешь заниматься клиентками, от которых все равно никакого дохода.

Она отстранилась от меня, а я даже и не попытался притянуть ее обратно. Я плохо себя чувствовал, был встревожен и тщетно продолжал копаться в памяти в поисках возбуждающих сцен. Передо мной вставали вечера у Ника, девки, которыми я овладевал в телефонных будках — брюнетки и блондинки, общение с которыми как бы прибавляло мне сил.

Эти короткие встречи с женщинами, которые меня не любили и видели во мне лишь то же самое, что я в них — удобного, натренированного в любви партнера, — не только не изнуряли меня, но даже обычно усиливали влечение к Шейле, будто я чувствовал, что мое и их желание — лишь физическая потребность, и от того я еще сильнее тянулся к этой женщине, которую любил всей душой.

Ничего себе душонка у вышибалы из заведения Ника!..

Мое тело оставалось холодным и вялым. Встревоженные мускулы прыгали под судорожно сжимающейся кожей, словно звери.

— Шейла…— прошептал я. Она не ответила.

— Зря ты на меня обижаешься, Шейла.

— Ты пьян. Оставь меня.

— Я не пил, Шейла, честное слово.

— Уж лучше бы напился.

Она говорила тихо, сдавленно, едва не плача. О, как я ее люблю, Шейлу.

— Это все чепуха, — сказал я. — Только бы ты мне верила. Может, я зря так разволновался…

— Даже если бы Ник тебя ограбил, Дан, это еще не причина, чтобы меня презирать.

Я безуспешно попытался сделать еще одно усилие, чтобы почувствовать возбуждение, вообразить эротические сцены, развеять нездоровый ступор, приковавший меня, бессильного, к простыням нашей кровати. Сколько раз я занимался любовью с Максиной и ей подобными. Сколько раз я возвращался домой в спокойном состоянии духа, радуясь увидеть жену, радуясь, что могу удовлетворить ее, ведь всякий раз ее безупречное тело придавало мне новые силы.

Но сейчас я не мог. Совсем ничего не мог.

— Шейла, — сказал я, — прости меня. Не знаю, что ты думаешь, что навоображала, только тут не в женщине и не в женщинах дело.

Теперь она плакала. Слабые, короткие всхлипы.

— О, Дан, ты меня больше не любишь. Дан… Ты…

Я наклонился к ней. Я поцеловал ее. Я сделал все, что мог. Есть женщины, которых удается так успокоить, и я искренне хотел, чтобы Шейле было хорошо, но она резко оттолкнула мою голову и закуталась в простыню, словно укрываясь от моих посягательств.

Я ничего не сказал. В спальне было темно. Я прислушивался. Всхлипы стихли и по ровному спокойному дыханию я понял, что она уснула.

Я осторожно встал и пошел опять в ванную. Моя рубашка висела на стене. Я взял ее и стал обнюхивать.

Запах Салли и Энн еще не выветрился. Я почувствовал, как все мое тело напрягается.

Я бросил рубашку и провел руками по лицу. Запах почти развеялся, но что-то смутное и терпкое от него осталось. Я вновь мысленно увидел Энн и Салли, наши переплетенные тела в сыром подвале гарлемского кабачка.