Мари-Клер Бле - Современная канадская повесть

Эллен улыбнулась и поздоровалась.

— Какой приятный сюрприз, Фред.

За ее утянутой в брюки попкой они прошли в гостиную.

— Слушай, что за праздник такой? — спросил Лэндон. — Ты прямо как с картинки. — Он пригляделся. Точно, на ней был — уму непостижимо — парик с сединой. Перманентный «перманент». Он хотел отпустить шутку, но воздержался.

— Мы сегодня после обеда собираемся к Кей Суонсон на бридж, — объяснила Эллен, усаживаясь и приглаживая жесткие седые завитки.

— А где Херб с детьми? — спросил Лэндон.

— Он сегодня работает. У них сейчас идет распродажа мотосаней — конец сезона. Так что он всю неделю вкалывает, как зверь. А дети — у Каули. Только что гриппом переболели — мы с ними так намучались!

В комнате Лэндон вдохнул воздух всей грудью. Эта комната называлась у них «общей» — небольшая, темноватая и квадратная, темно-бордовые портьеры, старое пианино, на котором, кроме деда, никто не играл. По воскресеньям в послеобеденные часы он выкуривал из дому всю семью — распевал песни из оперетт Зигмунда Ромберга [87] Американский композитор (1887–1951). . «Принц-студент». «Песня пустыни». «Жажду тебя… Каждый вечер я жажду тебя». Голос у старика был никудышный, надтреснутый тенор, но играл он бурно, музыка так захватывала деда, что по его большим щекам порой струились слезы.

Сейчас комната стала просторнее, светлее. Херб сломал стену и занял часть площади у столовой. Лэндон одобрил такое решение, хотя комната была ему не по вкусу — захламлена вещами. Приставные столики, торшеры, кресла, повсюду цветное стекло: маленькие лебеди и райские пташки заселили все треугольные угловые полки и оконные карнизы. Тут же несколько больших керамических ваз и кувшинов. Эти здоровенные посудины стояли на полу, а в них — засушенные цветы или похожие на папоротник перистые косицы, которые колыхались, когда ты проходил мимо. У одной стены стоял камин из белого кирпича, внизу — груда пластикового угля, который свирепо раскалялся докрасна, стоило повернуть ручку регулятора.

Лэндон сидел на шишковатом диване и ждал — вот сейчас в нижнюю часть спины внедрится боль. Так бывало всегда, когда он сидел на этой длинной бугристой поверхности. Эти «дрова» назывались «Французская провинция». Якобы аристократическая мебель «докатилась» до гостиных представителей среднего класса! А что, сейчас простые люди из кожи вон лезут, чтобы выделиться. Им подавай атрибуты богатой и роскошной жизни. Что первым делом покупает какой-нибудь дергающийся в конвульсиях поп-музыкант или киноактер, заключивший контракт на миллион долларов? «Роллс-ройс», что же еще? Тут Лэндон спохватился. Хватит ковыряться в себе, надо быть повнимательнее. Это было очень на него похоже — погрузиться вот так в молчание, предоставив водам общего разговора омывать его. Между тем Эллен активно ловила рыбку в этих водах! Так вы француженка, Маргарет? Нет? Полька! Ноже мой, как интересно! Удивительное совпадение! На этой неделе для «Клуба ножа и вилки» приготовили польское блюдо — они раз в неделю собираются в молитвенном доме на ужин, и прихожане готовят блюда разных стран. Это идея мистера Гейблера. Он их новый священник. Для чего это де лается? Чтобы народы мира терпимее относились друг к другу, лучше друг друга понимали. В итальянский вечер Эллен готовила спагетти и рагу. Но сейчас как следует приготовить пищу — проблема! В продуктах — сплошная химия! Теперь никто не знает, что он ест. Только что она читала об этом статью в журнале. Это было нечто!

Лэндон слушал, положив руку на спинку дивана, сочувственно кивал. Начинается. Внутри все у него напряглось, как у бегуна. Он прекрасно знал этот журнал, к тому же на кофейном столике перед ним лежало несколько номеров. Главным редактором там был некий калифорнийский радиосвященник. В воскресенье утром его запускают в эфир почти во всех маленьких городках. Он вещал о Страшном суде и гибели человечества. Мир катится под откос. Люди погрязли в пороке, потонули в алкоголе, обкурились наркотиками. Промышленная революция распоясалась, на нее нет никакой управы. Во что превратились города! А расовые отношения, а атомные бомбы, а то, что человек уже не знает, чем он потчует свой желудок? Хорошенькое дело! Что ж, это была неплохая карта для людей, которым опостылела собственная неудавшаяся жизнь. Безликие посредственности не первой молодости и снедаемые завистью старые хрычи — они выброшены из игры и уже ничего не выигрывают. А может, не выигрывали никогда. Им осталась одна надежда — полный крах всего. Тогда они скажут: видите, мы же вас предупреждали. Лэндон понимал, в чем привлекательность такого подхода. Эллен в канареечном костюме жаловалась на то, как все под солнцем несправедливо, и Лэндон вспомнил слова Веры: «Маленькая птичка сердится на твердый орешек». Да, это в точку. Эллен все еще распространялась о питании. Конечно, обжорство — хронический грех среднего класса. Попросите людей рассказать, как они провели отпуск, — и вы получите полное меню ресторанов «Хауэрд Джонсон» и «Холидей инн». Но кто он такой, чтобы рассуждать об обжорстве? Конечно, это все нервы, но не худо бы сестрице заткнуться. Да где там, наверное, такое просто выше ее сил. Подождите, а в маленьком ресторанчике в Вене — таком забавном! — они, кажется, ели польское блюдо! Или в Цюрихе! О-о, так вы были за океаном? Ну, Маргарет — просто прелесть! Ей и в голову не придет над кем-то поиздеваться, запускать язвительные стрелы ей не дано. Она проявляла неподдельный интерес. Ну конечно же, Эллен и Херб прошлой осенью путешествовали по Европе! Ужасно удачная поездка — семнадцать стран за двадцать три дня! Из Бей-Сити желающих набралось на два автобуса. Они летели чартерным рейсом, им подавали шампанское, хотя лично она не пьет. А как испохаблены эти европейские города! К примеру, каналы в Венеции. Народ бросает в них мусор! А ты плывешь сквозь все это в гондоле!