Мари-Клер Бле - Современная канадская повесть

— Да, ты права, Эллен. Там, где он сейчас, — не мед, но, откровенно говоря, я не вижу выбора. Здесь, со мной, он не будет счастлив. Ты же знаешь, мы друг друга в больших дозах не переносим.

— Ну, не знаю, не знаю, — сказала Эллен. — По-моему, ты делаешь из мухи слона. Он все время о тебе спрашивает. Тебе надо приезжать к нему почаще.

— Да я и сам хочу, — ответил Лэндон. — Кстати, машины у меня теперь нет… Продал недавно… Это я не для того говорю, чтобы оправдаться. Можно приехать и на автобусе.

— А работу ты нашел?

— Нет… Но я сегодня встречаюсь с одним типом. Из торговли недвижимостью. Не совсем по моей линии, но, возможно, моя линия заехала в тупик.

Он засмеялся и откашлялся. Эти шутки висельника! Но у Эллен с юмором было туго, да и все равно она не слушала, а просто ждала, когда он кончит.

— Фред, я хочу, чтобы ты приехал навестить отца. Почему я должна молчать? Я считаю, что это, черт возьми, несправедливо: свалить всю заботу об отце на нас только потому, что мы живем в Бей-Сити, а ты — в Торонто. Нам приходится ездить к нему каждую неделю, и могу тебе сказать: мало радости видеть, как он лежит там, все лицо перекошено, и постоянно жалуется, просит забрать его домой. Будто у нас есть место. Да и говорить-то всегда не о чем. Неделя за неделей — одно и то же. Знаешь, как это действует на нервы! Херб проявляет терпение, но ведь это тянется уже три года. Это наш с тобой отец, Фред… а не Херба…

— Я знаю, Эллен. Поверь, я все понимаю…

— …Приезжай навестить его хотя бы иногда, нас разгрузишь. У нас же ни одного свободного воскресенья! Если дети хотят покататься, мы должны сначала заехать к дедушке. Им, знаешь ли, тоже достается.

— Да, конечно…

— Это, черт возьми, несправедливо. Почему я, черт возьми, должна молчать? От тебя не убудет, если раз-другой сделаешь над собой усилие. Сколько месяцев сюда не показывался! Ехать-то всего сто миль.

— Хорошо, Эллен. Я и сам собирался, но сейчас вовсю ищу работу. На душе неспокойно. Но все равно… Ты права. Абсолютно права.

Тон Эллен чуть изменился. Она переключала обороты.

— Ты слышал насчет Уолли Била? Мы хотели позвонить тебе на той неделе, но Херб сказал, что ваши пути давно разошлись.

— Ну… Так что случилось? Что там с Уолли?

— В ящик сыграл, вот что. Инфаркт.

— Господи, да ты что? Не может быть! — Сердце самого Лэндона зловеще заколотилось. Неужели теперь каждый становится жертвой этих убийственных болезней? Но Уолли Бил — его ровесник! — Какой ужас, Эллен. Как это случилось?

— На прошлой неделе, на ужине у Мейсонов. Херб там был. Сидел за столом почти рядом с Уолли. Ну, они себе ужинали, и вдруг Уолли на глазах стал багроветь, багроветь — и отключился, вцепился в руку Мела Терстона — и отключился. В понедельник похоронили. Я не знала, захочешь ли ты приехать на похороны. Херб сказал, что вряд ли.

— Боже… бедняга Уолли. — Лэндон разволновался, но сестра снова поменяла волну.

— Так что насчет отца, Фред? Он все время о тебе спрашивает.

В этом Лэндон сомневался. В его любимчиках он никогда не ходил, был слишком похож на мать, чтобы доставлять отцу радость. Но люди, перенесшие кровоизлияние в мозг, порой становятся странными и капризными, тянутся к тем, на кого раньше у них не было времени. А кого раньше любили — игнорируют, а то и открыто ненавидят. Так или иначе, надо навестить старика, пока еще не поздно. А вот для бедняги Уолли теперь уже все поздно. Уолли — друг детства! Два самых толстых мальчишки в городе, и держались они вместе. Комики, как называла их его мать. Она была уверена, что они созданы для сцены, развлекать народ. Как Мейер Баус. Все это ждало их. Два толстяка, которые лупцуют друг друга, откалывают дурацкие штуки, шлепаются на задницу. Все как положено. Уолли он видел перед рождеством, в свой последний приезд и Бей-Сити. На Лэндоне тогда еще была вязаная шапка-чалма (ему много лет назад связала ее под рождество Хэтти Уилсон), которую он натянул на самые уши. Он стоял на главной улице с двумя детишками Эллен, промерзший до костей, и смотрел на шествие Санта Клауса. Ветер из гавани кнутом хлестал по мостовой, и у Лэндона слезились глаза, в своем непромокаемом «барберри» он дрожал как осиновый лист. Мимо него с грохотом, звоном и пиликаньем проходили местные оркестры со старшеклассницами во главе. Мощные ноги в белых высоких сапогах покрыты гусиной кожей, вымерзшие палочки взлетают в кусающийся воздух. Тягачи и грузовики волокут рекламу местной продукции и благотворительных дел: цепные пилы, Клуб «Местный клан», «Болейте за наших хоккеистов!». Херб Райзер представлял свой магазин, он сидел на грузовике в мотосанях, голубой нейлоновый комбинезон сверкал молниями, летные сапоги, белый шлем, защитные очки. Прямо тебе космонавт. Уолли был одним из клоунов, он кривлялся и подначивал народ, следуя вместе с шествием, на нем — мешковатые желтые штаны с огромными красными подтяжками, клоунские ботинки громко стучат по холодной мостовой. Уолли дурачится, угощает детей конфетами, а детворы вдоль тротуара — как сельдей в бочке. Лэндона он не заметил. Лэндон очнулся — сестра что-то повторяла, какой-то вопрос.