Мари-Клер Бле - Современная канадская повесть

Лэндон посмотрел в другой конец комнаты — очередь Маргарет подошла, и теперь она разговаривала с монахиней. В ту же секунду он услышал на удивление твердый голос пожилой регистраторши — по селектору она вызывала доктора Данна. Из укрепленных под потолком динамиков загрохотало и покатилось по коридору имя доктора. Маргарет подошла к Лэндону — глаза сухие, лицо отрешенное. Они стояли возле стены, погруженные в собственные мысли, — безучастно и не испытывая никакой неловкости, как супруги со стажем, привыкшие вместе стоять в очередях.

Через минуту подошла сестра и легонько коснулась руки Маргарет.

— Мисс Бошан?

— Да.

— Сестра Анетта сказала, что вы ждете доктора Данна. Вон он идет по коридору.

Они повернулись и увидели упитанного человечка, который лавировал между посетителями, под его твидовым костюмом английского покроя виднелся облегающий брюшко жилет. На ходу он энергично сморкался, прочищал ноздри и вытирал кончик носа скомканным платком, потом запихнул его в задний карман брюк. Маленький, занятый делом человек, у которого нет времени на всякую чепуху. Весь из стальных нервов и кипучей энергии. Наверное, ловко орудует скальпелем. Маргарет — вялая меланхоличная фигура в темной одежде — пошла ему навстречу. Маленький доктор стал что-то ей показывать руками. Что? Закупоренный клапан? Оторвавшийся тромб? Стенку артерии, которая износилась и наконец лопнула под давлением? Мы сделали все, что могли. Доктор пожал Маргарет руку и ушел. Медленным размеренным шагом она вернулась к Лэндону.

— Она умерла, — сказала Маргарет.

— Мне очень жаль…

— Это так странно и неожиданно.

Маргарет почти улыбнулась, задумавшись над вывертами судьбы. Но занятная все же штука наша жизнь! Покаянных поток в голосе Маргарет он не уловил, она просто была ошеломлена.

— Утром уходишь из дому, и она говорит тебе: надень галоши, потому что по радио обещали снег. — Маргарет смолкли. — Мать всегда обращалась со мной как с ребенком… Вечером возвращаешься — а ее уже нет…

Сегодня — здесь, а завтра — там. В голове Лэндона мелькнула эта старая поговорка. Немудреная, но ведь правильная? Старые афоризмы вообще все правильные. Пиши историю жизни, пользуясь одними клише, — не ошибешься. Маргарет покачала головой, не в силах осознать этот ошеломляющий факт, не в силах освободиться от него.

— Надо сообщить отцу Даффи. И подписать какие-то бумаги, позвонить в похоронное бюро. Так много всего… Вы подождете?

— Конечно. Незачем и спрашивать.

— Я вам столько хлопот причинила.

— Прошу вас… — Он сжал ее руку, и она посмотрела на него с такой благодарностью, что он и сам поблагодарил судьбу за то, что он здесь и помогает ей. Неужто его одинокое сердце снова рвется в бой, на ратные подвиги?

— Я недолго.

— У меня вагон времени.

Она скрылась куда-то в недра здания оформлять бумаги, и Лэндон вышел на площадку, где разгружались «скорые». После этих клаустрофобных запахов хотелось глотнуть свежего воздуха. Сейчас здесь было временное затишье, и он спокойно стоял у дверей, не привлекая ничьего внимания. Ветер унялся, и на город беззвучно опускалась снежная пелена. Густые хлопья без передышки сыпались с неба, будто оно жаждало освободиться от тяжелой ноши. Вот и его меланхоличная соседка освободилась от своей ноши! Не нужно больше катить по улицам кресло к семичасовой мессе. Странная она женщина, эта его соседка, эта темная лошадка. Похоже, честная душа, и, наверное, она сказала правду, будто надеется, что мать умрет. А что? Вполне возможно, старушка была тираном. Инвалиды часто сварливы, и жить с ними трудно. Иногда бывает совсем невмоготу, тут и самое доброе сердце со временем съежится и затвердеет. Всплыли стихи: «От слишком долгих жертв и сердце станет камнем». Кажется, это Йейтс? О-о, его ушедшие в небытие вечера поэзии! В пору ухаживания он читал Вере вслух. Оба часто были под мухой, но читал он хорошо: в нем жил актер, все это производило на Веру впечатление. Вообще она считала его более начитанным и подкованным, чем он был на самом деле. Он не пытался ее разубедить. А ведь им тогда было совсем неплохо друг с другом. И Джинни они наверняка зачали в один из таких soireés [20] Вечеров (франц.). . Шикарная квартира на Бенвенуто-плейс, Вера всегда готовила изысканный ужин, за который они принимались очень поздно. Мягкими весенними вечерами они открывали застекленную балконную дверь и смотрели вниз на Авеню-роуд, на летящие огни машин. Люди ехали в никуда, а они себе потягивали кофе и французский ликер «Гран Марнье», и Лэндон, бывший на много фунтов моложе, щебетал вирши из «Сокровищницы романтической поэзии». Вера подходила к проигрывателю, ставила пластинку, и раздавалась терзающая душу фортепианная музыка. Вера была без ума от этих русских композиторов девятнадцатого века — слушая их рыдающие каденции, хотелось лечь и умереть. Чайковский, Рахманинов. Рубинштейн. Мясковский. Своими трелями и фанфарами они пытались вывернуть тебя наизнанку. Для Веры эти вечера были приобщением к культуре, встречами с великими писателями. А Лэндон думал только об одном — поскорее затянуть ее в постель. Но как там говорят индейцы? Это было много лун тому назад.