Лина Данэм - Я не такая. Девчонка рассказывает, чему она «научилась»

Через полгода я забросила домашнее задание, стала прогуливать уроки и целыми днями возилась со своим ручным кроликом Честером Хедли. Родители думали, что у меня депрессия; я думала, что они идиоты. Из-за лекарств мне все время хотелось спать, и в школе я прославилась тем, что клевала носом, низко натянув капюшон, и только когда учитель называл мое имя, вздрагивала: «Я не сплю».

Дочерью Робин я восхищалась по-прежнему. Время от времени наши пути пересекались, поэтому я представляла себе, где она и как живет. Мне рассказали, что она проколола себе нос в летнем лагере и встречается с граффитчиком по имени SEX . Однажды благодаря общему другу мы созвонились, и я впала в ступор.

— Привет! — крикнула она.

— Это ты, — выговорила я.

Со мной стало невозможно сладить, и папа отправил меня к Маргарет — специалисту по «обучаемости и организованности». Я уже была у нее несколько раз — когда родители обнаружили, что в течение полугода я запихивала все несделанные домашние задания под кровать. Маргарет я вспоминала с теплотой, в основном потому, что сначала она угощала меня апельсиновым соком с печеньями «Чессмен», а уже после мы садились готовить математику. В этот раз обошлось без печенья, но внешне Маргарет не изменилась: рыжий волнистый боб, причудливо скроенное платье и ведьминские башмаки. Больше похожа на маму, чем на Робин, но с австралийским акцентом.

Ее кабинет был собранием любопытных и приятных глазу вещиц: ракушки в рамке, сухие ветки вербы в асимметричных вазах, украшения из перьев и керамические подставки для чашек на журнальном столике. Несколько недель подряд мы садились и сосредоточенно наводили порядок в моем рюкзаке, который выглядел так, будто в переднем кармане поселилась наркоманка с кучей барахла и пятью карапузами на руках. Маргарет показала мне, как вести записи в ежедневнике, группировать материалы в скоросшивателе и отмечать сделанные задания. Поскольку Маргарет была еще и психиатром, после занятия я часто видела грустных детей и несчастливые пары, которые ждали своей очереди в приемной. Я же приходила не за тем, чтобы говорить о своих чувствах. Нас интересовали исключительно практичность, ясность и расстановка приоритетов.

Но однажды я пришла к Маргарет, раскисшая от навязчивых мыслей и тошнотворного молочного привкуса лекарства. Моей силы воли не хватило даже на то, чтобы очистить скоросшиватель. Придуманная Маргарет система работы, острые карандаши и шуршащие тонкие папки приносили мне огромное удовлетворение, однако в качестве универсальной метафоры своего ухудшавшегося состояния я покрыла девственно-чистые страницы бессмысленными каракулями.

Я легла головой на стол.

— Не хочешь ли сесть на кушетку? — спросила Маргарет.

О себе Маргарет не рассказывала. С самого начала она дала понять, что говорить мы будем обо мне. Все личные вопросы Маргарет старалась игнорировать. Она не смущалась, а озадаченно улыбалась, точно я перешла на непонятный ей язык.

— Просто интересно, у вас есть дети? — спрашивала я.

— А как ты думаешь, что тебе даст знание ответа на этот вопрос? — спрашивала она, совсем как мозгоправы в кино.

Ее скрытность привела к тому, что я начала развивать собственные теории. По одной из них, Маргарет — умеренный и благоразумный едок, не способный понять мою борьбу с обжорством. Однажды я заметила в корзине для мусора пустую, но аккуратно закрытую крышкой коробочку, в которой когда-то был йогурт из козьего молока. По другой теории, ей нравилось принимать горячие ванны. Я была уверена, что она любит полевые цветы, поезда и задушевные разговоры с мудрыми старухами. Как-то она рассказала, что в школьные годы ее заставляли надевать канотье на экскурсию. Я уцепилась за эту картинку, представляя себе длинную вереницу шагающих девочек в шляпах и среди них крошку Маргарет.

Потом наступил тот осенний день, когда Маргарет предстала передо мной со свеженьким, сияющим синяком под глазом и, прежде чем я успела выразить свое изумление, показала на него и рассмеялась: «Маленький казус при работе в саду». И я ей поверила. Маргарет никому не позволила бы себя ударить. Она никому бы не позволила ходить по дому в уличной обуви. Она всегда защитит себя, свои полы, свои цветы.

Папа сказал, что его приятель Берт знавал Маргарет в девяностые. Она была «какое-то время популярна» и имела легкий роман с художником видеоарта. Я представила себе их свидания: он проскальзывает за столик напротив нее и спрашивает, как прошел день. А она только улыбается и кивает, улыбается и кивает.