Лина Данэм - Я не такая. Девчонка рассказывает, чему она «научилась»

В 2010 году я получила возможность сделать телешоу. На телевидении мне сказали, что хотят увидеть представителей моей возрастной группы, услышать, какие проблемы волнуют моих друзей и врагов, во всех подробностях. Блефом это не казалось. А если ты собираешься честно написать о том, чем живут молодые люди за двадцать, к теме секса надо приступить с поднятым забралом. Между тем сцены секса в кино меня всегда коробили. Все те фильмы, что я видела в детстве, начиная с «Беверли-Хиллз 90210» и заканчивая «Мостами округа Мэдисон», заставили меня думать, что секс — это раздражающий процесс, в котором двое зануд с гладкой кожей и сиропным взглядом дышат друг другу в лицо, вследствие чего одновременно достигают оргазма. Когда я первый раз разделась при парне, это выглядело гротескно, однако я испытала огромное облегчение от того, что он не стал жадно вдыхать мой естественный запах и шарить руками по моему туловищу.

Подобные сцены секса не просто пошлы, но могут иметь деструктивный эффект. Все фильмы от порно до романтических комедий ясно и недвусмысленно дают нам понять, что мы действуем неправильно. У нас неправильные простыни. Неправильные движения. И неправильные тела.

Поэтому, когда мне дали шанс сделать свое шоу, я поступила так же, как поступала предыдущие пять лет в гораздо более «независимых» проектах: разделась и стартовала.

Поскольку людям всегда это любопытно, я расскажу, что значит лежать в постели посреди комнаты, где собралась толпа зрителей, и изображать половой акт с кем-то знакомым или незнакомым. Профессиональные актеры обычно уворачиваются от прямого ответа: «Это работа, не более, все происходит чисто механически»; «С ним было так здорово работать, он мне как брат» — но меня еще никто не обзывал профессионалом, ни даже актрисой, и я буду честна.

Дело это чертовски странное. Не более чем работа, конечно, но мало у кого работа состоит в том, чтобы прижиматься лобком к безвольному, в нейлон упакованному члену субъекта, которому щедро напудрили зад в попытке скрыть прыщи. Каких только я не вынесла унижений: заезжала партнеру коленом в пах, замечала в ярком свете студийных ламп толстый черный волос, растущий из моего соска, спустя семь часов после возвращения домой обнаруживала, что у меня между ягодиц застрял скользкий кондом из реквизита.

Трудно представить, что каждое твое движение в залитой светом комнате, где теснятся пожилые пижонистые итальянцы и разложены невкусные сэндвичи с тунцом, по телевизору увидят миллионы. По этой причине во время сцен секса я вообще всерьез не задумываюсь об аудитории. В иные дни раздеваться легче, в иные труднее. (Легко, если ты немного загорел. Трудно, если понос.) Но я это делаю, потому что так велит мой босс. А мой босс — я сама. Когда ты голая, хорошо сознавать, что у тебя все под контролем.

Мама всегда это понимала, оттого ее «Никон» поднят и целится в зеркало. Она чувствовала, что, документируя свое тело, составляет собственную историю. Красота. Нагота. Несовершенство. Благодаря ее частному эксперименту родился мой публичный.

Меня часто спрашивают, как я «отваживаюсь» обнажать свое тело перед камерами. Подтекст вопроса очевиден: такое несовершенное тело. Сомневаюсь, чтобы кто-нибудь стал допрашивать в том же ключе Блейк Лайвли. Я вынуждена регулярно вступать в разговор о своем теле с посторонними людьми. Один пьяный студент на Макдугал-стрит крикнул: «У тебя сиськи как у моей сестры!»

Отвечаю: не нужно отваги, чтобы делать то, чего не боишься. Я была бы отважной, если бы прыгнула с парашютом, посетила лепрозорий, выступила в Верховном суде Соединенных Штатов или пошла наконец в спортзал. Но изображать секс в собственном фильме, показав на миг распухший сосок, — это меня не пугает.

Несколько лет назад, после премьеры «Крошечной мебели» в Остине, у входа в кинотеатр ко мне приблизился крошечный юноша. Действительно крошечный. В его возрасте это наверняка предмет страданий. Он был похож на игрушечную мышку для персидской кошки.

— Простите, — робко начал он, — я только хотел сказать вам, как для меня важно, что вы показываете свое тело. Я сам теперь чувствую себя совсем по-другому.

Результатом нашей встречи стала, во-первых, фотосессия: я снимала его обнаженным, и это было тяжело. А во-вторых, беспредельная благодарность, ему — за щедрость и открытость, мне — за свежее восприятие внешности этого замечательного юного джентльмена (не зря же он допоздна смотрел образцово «женский» фильм, хотя утром надо было вставать и идти в школу).