Лина Данэм - Я не такая. Девчонка рассказывает, чему она «научилась»

Я:сама знаю

Я взяла свою ярко-розовую «раскладушку» и набрала номер Майка, хотя не была уверена, что мне так уж хочется с ним поговорить.

— Это очень глупо?

— Ну, Барри звонил мне сегодня, сказал, что проснулся в коридоре своей общаги. И что крепко вставил одной девчонке, но не помнит, какой именно.

Майк закашлялся от смеха.

Это «крепко вставил» будет преследовать меня всю жизнь. Даже когда пройдет острая боль от глубокого фрикционного ожога. Когда я забуду горечь спермы и ругань, доносившуюся из-за толстого дверного стекла. Лишившись смысла, этот набор звуков будет значить одно: стыд.

Неделю спустя влагалище у меня все еще болело. И когда я ходила, и когда сидела. Я думала, утренняя горячая ванна мне поможет, а стало только хуже. Зимние каникулы я проводила дома и мерзла вся целиком, за исключением одного неуемно горящего места. Пришлось идти к маминой врачихе, той самой, которая приняла у нее вторые роды. Она осторожно меня осмотрела и сказала, что процесс заживления идет, только медленно. Так же медленно, как заживает ссадина на коленке, которая все время трется о джинсы.

— Видимо, случай был очень грубый, — сказала врач без осуждения.

В следующем семестре, когда Барри уже окончил учебу, моя подруга Мелоди рассказала, что однажды ее подруга Джулия занималась с ним сексом, и наутро стена была забрызгана кровью. Забрызгана, повторила Мелоди, как в детективе. Правда, Барри вел себя хорошо, купил Джулии противозачаточную таблетку и дал имя ребенку, который у них не родится. Джулия не сердилась.

— Но тебе стоит знать, — добавила Мелоди, — Барри потерял невинность с одной проституткой в Новом Орлеане.

И на что мне это запоздалое предупреждение? Оставалось смириться с фактом.

Я пообещала себе не заниматься сексом, пока не влюблюсь в кого-нибудь. Прождав полгода, я наконец нашла того, с кем решилась переспать, и он стал моим первым настоящим бойфрендом. Хоть он и был асоциален до крайности и в сексе робок, но смотрел на меня как на восьмое чудо света, и мы были лучшими друзьями.

Однажды мы валялись в постели днем, что позволительно только в колледже или во время сезонной депрессии, и я рассказала про Барри. Я плакала, отчасти из-за воспоминаний, а отчасти злясь на свою манеру изложения событий. Мой друг стал усиленно вспоминать, попадался ли ему Барри в кампусе, а я злилась, потому что не нашла правильных слов.

Даже на самом безобидном ток-шоу люди рассказывают ужасные вещи. Раскрывают свои истинные чувства по отношению к ближним. Вспоминают истории из детства, которые их родители охотно бы забыли. Обсуждают физические особенности других людей. Богатый материал, из которого сценарист мог бы скроить главные и второстепенные сюжетные линии, конфликты и комические ремарки. Интересно, сколько любящих людей смотрят телевизор и видят признаки собствен ного распада.

Мы часто смеемся над вещами, которые объективно вовсе не смешны: разрыв отношений, передозировка, родители готовят малыша, больного ветрянкой, к своему разводу. Смеемся ради смеха. Как-то раз я состряпала историю, повторяющую случай с Барри. Сексуальный акт, не поддающийся классификации. Презерватив, который проветривается на комнатной пальме к негодованию оттраханной девицы. Щедрый пессимизм подруги.

Мюррей покачал головой.

— По-моему, изнасилование не бывает смешным ни при каких обстоятельствах.

— Да, — согласился Брюс. — Это чересчур.

— Но дело в том, — сказала я, — что никто не знает , изнасилование ли это. Просто непонятная ситуация…

Я умолкла.

— Но мне страшно жаль, что ты в нее попала, — сказала Дженни. — Просто кошмар.

Я случайно проболталась Джеку. Мы говорили по телефону о незащищенном сексе, особенно о том, как это опасно для людей нашего темперамента, проникнутых неискоренимой тревожностью. Джек спросил, был ли у меня когда-нибудь «настоящий стресс» от секса, и тут я выдала свою историю, не успев обдумать, как ее лучше преподнести. Джек расстроился и рассердился, правда, не на меня.

Я невольно всплакнула. Признание не очистило меня и не помогло доказать мое мнение. Я продолжала шутить, но слезы выдали мое состояние и показали мне самой то, что я отказывалась понимать: мне было очень больно.

Джек был в Бельгии, там уже наступила ночь, он очень устал, и вообще мне не следовало затевать тяжелый разговор.