Борис Виан - Сердцедер

Повсюду были расклеены белые афиши с фиолетовыми буквами, размноженные не иначе как на ротаторе. СЕГОДНЯ ВЕЧЕРОМ РОСКОШНОЕ ЗРЕЛИЩЕ… и т. д. и т. п. Спектакль должен был проходить в сарае за домом кюре. Судя по всему, он сам этот спектакль и организовал.

На красном ручье Слявой и не пахло. Наверное, он заплыл очень далеко, аж за излучину. Из серых домов выходили празднично — то есть как на похороны — одетые люди. Оставленные дома подмастерья получали с самого утра двойную, праздничную, порцию пинков — чтобы завидки не брали — и с удовольствием проводили весь остаток воскресенья одни.

Теперь Жакмор знал здесь все закоулки, переулки и напрямички. Он пересек большую площадь, где регулярно устраивались ярмарки стариков, прошел вдоль школы; несколько минут спустя он уже огибал здание церкви и подходил к кассе, которой заведовал мальчонка — один из служек церковного хора. Жакмор купил билет — место выбрал дорогое, чтобы лучше видеть, — и вошел в сарай. Некоторые уже сидели внутри, остальные толпились снаружи. В дверях второй служка оторвал половину билета или, точнее, разорвал целый билет на две половины, из которых одну вернул. Третий служка рассаживал зрителей; он как раз заканчивал обслуживать семью, вошедшую перед Жакмором, психиатру пришлось немного подождать. Хористы были одеты в парадные костюмы — красные юбки, ермолки и обтрепанные кружева. Служка-распорядитель забрал у Жакмора билет и провел в партер. Для спектакля кюре собрал все имеющиеся в церкви стулья; их было столько, что на последних рядах они сбивались в кучу, громоздились один на другой, так что для зрителей места уже не оставалось. Но это позволяло продать больше билетов.

Жакмор уселся и скрепя сердце отвесил служке, задержавшемуся в надежде получить чаевые, хорошую затрещину; ребенок, не дожидаясь дополнительных тумаков, сразу же убежал. Вполне естественно, что Жакмор не мог выступать против местных обычаев, несмотря на отвращение, которое он испытывал к подобным методам. Он стал следить за приготовлениями к спектаклю, но чувство неловкости его так и не покидало.

Посреди сарая с четырьмя стульями по краям возвышался идеально натянутый ринг: четыре лепных столба поддерживались толстыми металлическими тросами и соединялись красным бархатным канатом. Расположенные по диагонали рельефы на первых двух столбах хрестоматийно иллюстрировали жизнь Христа: Иисус, почесывающий себе пятки на обочине дороги, Иисус, выдувающий литр красненького, Иисус на рыбалке, короче — классический набор картинок в прицерковных лавках. Что касается двух других столбов, они отличались большей оригинальностью. Левый, ближний к Жакмору, сильно смахивал на толстый трезубец с ощетинившимися зубьями, весь украшенный рельефами на адскую тематику, среди которых фигурировали сюжеты чисто (или грязно) провокационного содержания, способные ввести в краску доминиканского монаха. Или целую колонну доминиканских монахов. Или даже дивизион с командиром-настоятелем во главе. Последний столб, крестообразной формы и менее вызывающий, демонстрировал прихожанам жанровую сценку, в которой голый, со спины, кюре ищет закатившуюся под кровать пуговицу.

Люди продолжали прибывать; шум передвигаемых стульев, ругань зрителей, решивших сэкономить и потому оставшихся без места, жалобные крики маленьких служек, стоны стариков, которых купили на ярмарке и пригнали сюда, чтобы вволю пощипать во время антракта, наконец, густой запах, исходивший от ног собравшихся, — все это составляло привычную атмосферу воскресного спектакля. Внезапно раздалось зычное отхаркивание, напоминающее звук, воспроизводимый заезженной пластинкой, и громоподобный голос вырвался из подвешенного к потолочной балке — как раз над рингом — громкоговорителя. Через несколько секунд Жакмор узнал голос кюре; несмотря на плохое качество звука, речь оратора воспринималась более или мене связно.

— Плохо дело! — гаркнул кюре вместо вступления.

— Ха! Ха! Ха! — отозвалась толпа, радуясь начавшемуся действию.

— Некоторые из вас, ведомые чувством омерзительной скаредности и низкой мелочности, осмелились глумиться над учением Священного Писания. Они купили дешевые билеты. И они будут стоять! Предложенный вам спектакль есть действо Богоизбранного Великолепия, а что такое Бог, как не само совершенство Роскоши, и тот, кто при этом отказывается воздавать ему с роскошью, то бишь раскошеливаться, будет отправлен в ад к нехорошим созданиям и подвергнут вечному поджариванию на медленном огне, над хилым костерком из Древесного угля, торфа, а то и просто сена.