Борис Виан - Сердцедер

— Я сожалею, — наконец произнес он. — Но ты заходишь слишком далеко.

Дети подняли крик. Ситроэн наклонился, подобрал с земли гвоздь и изо всех сил всадил его в ногу Ангелю. Тот даже не пошевелился. Клементина расхохоталась навзрыд.

— Довольно! — отчеканил Ангель.

Она замолчала.

— А вообще-то, — продолжил он, — я сожалею только о том, что бил не изо всех сил.

Клементина покачала головой и пошла к дому. Дети семенили за ней. Ситроэн оборачивался и бросал на отца злобные взгляды. Ангель задумался. Он мысленно прокручивал только что произошедшую сцену и нервно морщился; потом вспомнил, как жена лежала на обеденном столе, и краска залила его лицо. Он знал, что больше никогда не вернется домой. В сарае имелось достаточно опилок, чтобы мягко спать, да и ночи стояли теплые. Он почувствовал какое-то жжение в левой ноге, наклонился и выдернул гвоздь с маленькой золотой шляпкой; на холщовой штанине раздавилось бурое пятнышко величиной с клопа. И смех и грех. Жалкие опарыши.

С тех пор как Ангель переселился на свою верфь, Жакмор старался держаться от дома подальше. Он чувствовал себя неловко в присутствии Клементины. В ней было слишком много материнского, и проявлялось оно весьма необычно. Дело не в том, что психиатр видел в этом что-то непристойное, — говоря о своей пустоте, а, следовательно, о полном отсутствии понятий этического свойства, он совсем не лукавил, — просто это стесняло его физически.

Он лежал в углу сада посреди буйных зарослей квашнерыльника, отвар которого придает даже самым робким невероятную силу и решительность. Жакмор рассеянно жевал краеугольный стебель, поджидая Белянку, которая должна была провести с ним остаток этого ничем не выделяющегося дня. Мысль о выделении заставила Жакмора ощупать ширинку: безупречна ли? Как правило, при подобных исследованиях венцом дела неизбежно оказывался психиатрический конец.

Услышав, как зашурчал гравий, он приподнялся. Появилась служанка в тяжелом шушуне — эдакая дородная плоскошлепая увальня. Она подошла поближе и плюхнулась рядом с психиатром.

— Работу закончила? — спросил он.

— Закончила, — вздохнула она. — И детей уже уложила.

Она начала расстегивать платье, но Жакмор остановил ее.

— Может, поговорим чуть-чуть? — предложил он.

— Не для того я сюда пришла, — ответила она. — То самое, пожалуйста, но без разговоров.

— Я хочу у тебя спросить только одну вещь, — сказал он.

Она разделась и села на траву. В этом укромном уголке сада они были как в шкатулке. Опасаться чьего-либо появления не приходилось; ни Ангель, ни Клементина сюда никогда не заходили. Жакмор раздевался медленно, испытывая терпение служанки. Она старалась не смотреть в его сторону. Их голые тела несуразно смотрелись на фоне травы. Она легла на живот, затем встала на четвереньки.

— Ну, чего ж вы? — позвала она.

— Тьфу! — разозлился Жакмор. — Как меня достала эта идиотская поза.

— Да ладно вам, — отозвалась она.

— Это просто невыносимо, — сказал он.

Резким толчком он опрокинул ее навзничь. Не дав ей времени перевернуться, он прижал ее к земле и лег на нее всем телом. Она яростно вырывалась.

— Нет! — закричала она. — Только не это! Не надо так! Насильник!

Жакмор не ослаблял хватку.

— Я тебя отпущу, — сказал он. — Но сначала скажи, почему ты не хочешь по-другому?

— Не хочу, — промычала она.

Он нажал на нее еще сильнее. Он мог запросто овладеть ею в любую секунду.

— Если не скажешь, я это сделаю прямо так.

Она захлюпала, залепетала, задыхаясь от злости.

— Нет… Отстаньте от меня… Я не хочу. Вы такой противный!

— Ничего себе! — возмутился Жакмор. — Ты что, спятила?

— Я ничего не скажу!

— Скажешь!

Он склонился над ней и схватил зубами ее сосок.

— Если не скажешь, я его откушу, — пригрозил он, еле шевеля языком.

Его так и распирало от смеха. Силы уходили. Он слегка сжал зубы, она вскрикнула и зарыдала уже по-настоящему. Воспользовавшись своим преимуществом, он ею безжалостно овладел.

— Я скажу, — заскулила она. — Только слезьте с меня. Сейчас же. Сейчас же.

— Ты скажешь мне все? — спросил Жакмор.

— Честное слово, — выдала она. — Отпустите… Ну… Ну же…

Жакмор отпустил ее и откинулся на спину. Дышал он тяжело. Победа далась нелегко. Она села на траву.

— Теперь говори, — сказал он. — Или я начну снова. Почему ты делаешь это именно так? В чем смысл?

— Я делала так всегда.