Тольц на время замолчал — мне представилось, как он мысленно прослеживает движения идущих. («Знаете, как эти менты ходят, не торопясь, чтоб водитель успел понервничать?») Брови его вскинулись: он вдруг узнал обоих. Сначала того, что в форме. Он останавливал его накануне, когда студент опаздывал на зачет, не отпускал, ждал какого-то подтверждения. А следом узнал и второго. Это был отцовский шофер, Мыкола, Николай. Который когда-то учил его водить, на скорости, стартовать резко.
Я снова насторожился: что-то в рассказе Тольца опять становилось сомнительным. Совпадения, узнавания. не начинались ли уже видения? Милицейские в форме, тем более издалека, могли показаться похожими, а уж этот Мыкола… Приблизиться Роман им даже не дал — сам не мог тогда объяснить, почему его вдруг подхватило. Внезапно, без отчетливых мыслей. Чувство, что надо срываться. Даже не осталось в памяти, как пересел к рулю, нацепил ли ремень, как рванул с места. Только, рассказывая, все покачивал опущенной головой, с удивлением, не совсем уверенно стараясь восстановить, увидеть происшедшее со стороны, замедляя, как в кино. На меня взгляда не поднимал, это бы помешало. Гнал без всякого навигатора (словно что-то вроде карты запечатлелось в мозгу), без улиц, зигзагами, через дворы, под арку, еще одну. И ведь попал, куда уж точнее, удивительно, что никого не задел, и меня потом нашел сам, ни у кого не спрашивал. что-то его вело.
Роман вскинул взгляд к потолку.
— Это было. не знаю, как сказать. Ни боли, ничего. Боль — это уже потом, сейчас. Только вдруг вспышка ясности, на миг. Наверное, как у Ньютона, когда его яблоком по голове. все вдруг соединилось, стало так понятно. Такой сжатый миг.
Он развел руками и мотнул головой, все еще восхищаясь тем, что в момент удара засияло вдруг перед ним. Я помолчал, выжидая. И что же тебе стало понятно? — готов был уже спросить, но не успел.
32
Долгий, повторяющийся звонок в дверь дошел до моего слуха, должно быть, не сразу. Я вздрогнул, точно посторонний, не отсюда, звук застал меня там, посреди двора, перед голубой машиной с капотом, уткнувшимся в фонарный столб, с осколками стекла на асфальте. Первой мыслью было: опять милиция. Что за чушь, сказал сам себе, однако на всякий случай опять заставлял себя идти к двери потише, свет в прихожей не включал. Глазок закрывала невнятная зелень, размытые лиловые пятна. Я не без усилия возвращался к себе.
Дверная перегородка с выпуклым уменьшительным стеклом отделяла меня от цветущего сияния. За дверью стояла женщина с огромной охапкой сирени перед собой, у ног раздутая продуктовая сумка. Прошло мгновение, пока я узнал Наташу. Цветные отсветы непривычно меняли ее лицо. И как же я ее давно не видел!
— Ты почему не открываешь? — Я, опомнившись, взял букет из ее рук, потянулся за сумкой. Целоваться через букет было неловко, да через порог, кажется, нельзя, примета. — О, у вас, я смотрю, какие-то посиделки? — увидела за моей спиной, поверх плеча, Рому. Он вышел к дверям комнаты.
— Я, наверное, пойду? — сказал полувопросительно.
— Это что за разукрашенный красавец? — Наташа разглядывала его с любопытством.
Я, перенося в кухню сумку, в двух словах пояснил: студент, приехал сдавать зачет, по пути ко мне попал в аварию. Ему не стоит сейчас уходить, — добавил, слегка замявшись. Слишком много пришлось бы объяснять.
— Кто ж его гонит? — сказала жена, продолжая попутно поглядывать на парня. — Ноги, руки хотя бы целы? Ну и хорошо. Отвезу его потом, если надо, только передохну немного. Сходи к машине, — она подала мне ключи, — там в багажнике еще две сумки, тяжелые, подними наверх.
— Я помогу, — стал порываться Роман.
— Ну да, тебе только этого не хватало.
Мы даже не поцеловались толком, так неловко, скомканно все получилось. Сумятица была в голове. Не такая встреча мне представлялась, думал я, перетаскивая из машины сумки в подъезд, потом в лифт, каждую по очереди: одна оказалась тяжеленным мешком картошки. Из деревни. Или, как обычно, по дороге купила. Наташа, что говорить. А я не успел даже приготовить обед.
Протаскивая мешок в дверь (хорошо, если ей помогли загрузить эту тяжесть в багажник), я услышал из дальней комнаты сдавленный стон: Наташа смазывала студенту ссадину йодом, нашелся все-таки дома. И бинт нашелся, не знал, где искать. Она перебинтовывала Рому, как серьезно раненого, лоб и скулу через подбородок, умело. Он что-то бормотал, сопротивляясь, но подчинялся — как ей было не подчиниться? Сирень уже наслаждалась водой, раскинувшись в большой хрустальной вазе, воздух становился другим, оживал, наполнялся нездешним благоуханием.
Читать дальше