Алексей Ловкачёв - Приключения бывшего мичмана

Мы с мамой гостили у ее подруги тети Наташи, что жила в деревне Матюгино. Как и моя мама, она без мужа растила дочь Надю, годом старше меня. По прямой на карте расстояние между Кунилово и Матюгино составляет 23 км. Небольшая деревня примерно в десяток домов находится в живописном месте в ста метрах от излучины неширокой задумчивой реки Дёржа, правого притока Волги. В километре южнее Матюгино прямо у дороги лежит деревня Семеновское, с чуть большим населением. Туда мы с Надей ходили на танцы, после чего на обратном пути прятались в кустах от местных мальчишек. Чем–то она им насолила в школе. В поле между деревней и речкой я дважды ловил ежа и прятал его под копной сена и своей тайной делился с мамой. К моему огорчению еж наутро исчезал, а я, недоумевая, жаловался маме. Потом она призналась, что это было ее рук дело, так как за ежиком было бы некому ухаживать. Оказывается, не все секреты можно доверять маме.

В четвертом классе я впервые оказался очевидцем преступления. У мамы был младший брат — Евгений Ловкачев, в молодости служивший в десантных войсках, а потом осевший в Рязани. Как–то его как опытного монтажника–высотника направили в Белоруссию на строительство важного объекта. По пути к месту работы дядя Женя на недельку заехал в Минск, чтобы навестить сестру. В дороге он потратился и прибыл к нам без денег. Все это было некстати, потому что как раз в это время с нами случилась беда.

Надо сказать, что моя мама все время работала на рабочих местах, которые не требовали определенной квалификации и низко оплачивались, поэтому материально мы жили трудно. Чтобы свести концы с концами, мама по совместительству устраивалась на вторую работу. В то время, о котором сейчас речь, она подрабатывала уборщицей 4‑й больницы, находящейся в двух шагах от нашего дома. Как раз были зимние каникулы, и, идя туда, мама брала меня с собой. Однажды, сняв в вестибюле пальто, она положила его на стол поверх хозяйственной сумки, а меня оставила рядом. Уходя не более чем на полчаса, наказала приглядывать за пальто, во внутреннем кармане которого, находился кошелек с нашими последними деньгами. Кроме меня на мамины слова отреагировала одна противная тетка, которая тут же метнулась к пальто. Она встала спиной к столу и, повернувшись лицом в противоположную сторону, крутанула мамино пальто так, что ее рука ловко скользнула во внутренний карман. Я сидел метрах в пяти напротив нее и безвольно наблюдал происходящее, вполне отдавая ему отчет. Наглой воровке я не смог помешать из–за своей застенчивости. Она же незаметно бросила мамин кошелек в свою сумочку и исчезла.

Мне только и осталось с запоздалой бдительностью взять мамины вещи к себе на руки. Я надеялся, что воровка и воровство мне просто примерещилось, и у мамы никто ничего не брал. Но, увы, вернувшись, мама первым делом проверила кошелек, и обнаружила, что он пропал Мне было больно смотреть на ее растерянное лицо.

После четвертого класса я три месяца отдыхал в летнем лагере интерната. Лето 1967 года запомнилось знаменательным историческим событием, что широко праздновалось, — 900-летием Минска.

История такова. Поселение, возникшее на месте современного города, известно еще с IX-го века. Его основали восточнославянские племена кривичей и дреговичей, жившие в долине реки Свислочь. Сам же Менеск впервые официально упоминается в «Повести временных лет» в связи с тем, что в 1067 году он был взят сыновьями киевского князя Ярослава Мудрого у полоцкого князя Всеслава Брячиславича. Этот год и стали считать годом основания Минска. И это было весьма удачно, потому что в 1967 году 900-летие белорусской столицы совпало с еще одной круглой датой истории — 50-летием Великой Октябрьской социалистической революции.

Чествованию Минска были посвящены почтовая марка и памятная настольная медаль. А еще с тех времен запомнилось простое событие, доставившее радость обывателю, — выпуск пупырчатой пивной бутылки с надписью «Минску 900 лет». Мне запомнилось, что их было много, причем коричневого цвета.

Конечно, славная дата отмечалась и в нашем интернате. В ее честь мы провели спортивный праздник, во время которого на стадионе выполняли физкультурные упражнения. И я видел, как нас снимали на камеру.

Как–то случилось, что в лагере я нечаянно потерял обувь и продолжительное время ходил босиком. Если из–за этого на прогулке чувствовал себя бедным родственником, то в классах школы испытывал душевные муки, стыд и обиду. Зато себе на подошвах я, как каратист, набил такие приличные мозоли, что каждодневные пробежки вокруг школы физического неудобства не доставляли. Как–то, сокращая путь, я бежал не по внешней, а по узкой асфальтовой дорожке, примыкающей к зданию интерната. Утренняя прохлада и роса отвлекали меня от бега и заставляли ежиться. Осколок зеленого бутылочного стекла с острыми, торчащими вверх краями я увидел поздно — увернуться уже не успевал. На стекло я наступил, зажмурившись от страха, с мыслью, что моей ноге конец, и по инерции сделал несколько шагов вперед. В горячке я ничего не почувствовал. И хлещущей струи из ноги и лужи крови на асфальте я тоже не увидел. Когда, остановившись, я развернул стопу к себе, то очень удивился, — на ней ничего не было, кроме двух едва заметных оттисков. Я оглянулся и увидел на асфальте стекло, преломленное моей ногой пополам. Дабы убедиться, что мне это не привиделось, я вернулся и потрогал его руками.