Юлия Добровольская: Маленький медный ключик, или Очень короткая история без начала и конца

Вот тут–то и должен был появиться Противный Старикашка со своей не менее противной Корзиной, чтобы попортить ею чулки и колготки ничего не подозревающим женщинам, попавшим в сутолоку у дверей и от души сочувствующим увязшему батоном в калаче Гражданину…

Ну, знаете!.. Это запрещенный прием! Во–первых, колготки нынче стоят не так дешево, чтобы менять их после каждого похода в булочную, а во–вторых, у женщин и без этого хватает забот и огорчений. Так что пусть Противные Старикашки ходят по магазинам по утрам, когда там не бывает народу.

И правильно, что Молодой Художник раздумал вставлять эту маленькую пакость в свой фильм. Он затянулся новой сигаретой и о чем–то задумался, разрывая на мелкие клочки Старикашку с его Корзиной.

Старенькая Кинокамера не стала отвлекать его от грустных — это было видно — мыслей. Она решила воспользоваться паузой и, близоруко прищурившись, стала всматриваться в сиреневую полоску неба.

Какое оно все–таки настоящее получилось у Художника! Сам его цвет, кажется, наполнен звуками заката. Если бы не этот непрекращающийся шум на Узенькой Улочке, можно было бы расслышать и звенящую тишину, и перешептывание облачков, и пересвисты ласточек — маленьких неустанных тружеников. Конечно, они там — ведь до наступления темноты им много дел надо переделать. Что ни говори, а так радостно и свободно трудиться возможно, только имея крылья.

И снова Старенькой Кинокамере показалось, что она видит их — крошечные юркие капельки на острых, полумесяцем, крыльях. Она приподнялась на цыпочки.

— Ой–ой! — Это скрипнул Старенький Штатив. — Не забывайте, у меня все–таки радикулит!

Старенькая Кинокамера очень деликатно попросила еще са–амую капельку, еще совсе–ем немножко приподнять ее над мостовой. Вот–вот–вот…

Но что это?! Она… Не может быть!.. Она — ВЗЛЕТАЕТ!

У–у–ух! Вот она уже поднялась над головами прохожих, только что толкавших ее сумками и плечами…

У нее захватило дух.

Выше, выше — в проем крыш! В небо! В сиреневый простор! В музыку свободного полета!..

Звуки Узенькой Улочки постепенно стихли. Они остались там — внизу, в глубоком сером ущелье. Где все так же размеренно движется поток людских забот — больших и не очень, вечных и сиюминутных, — поток страстей — зарождающихся и увядающих, плодоносных и разрушительных. И ни одного лица! Ни одного человеческого лица — только уныло ссутуленные усталые плечи…

— ЛЮДИ! — хотелось крикнуть Старенькой Кинокамере. — ЛЮ-ЮДИ! Поднимите головы! Взгляните в небо! Прикоснитесь к нему глазами — и оно вольется в ваши души! Оно наполнит вас жаждой — жаждой жизни, жаждой полета, жаждой свободы… Вам непременно захочется утолить ее. И тогда вы раздвинете стены своих квартир. Вы распахнете ваши сердца. Вы стряхнете паутину с ваших душ. И уже никто никогда не сможет заставить вас быть несчастливыми!..

Так хотелось крикнуть Старенькой Кинокамере.

Конечно, она знала — не все люди глядят только себе под ноги. За свою долгую жизнь она была знакома со многими, чьи души были наполнены Небом. Вот, например, Молодой Художник… Кстати, как он там?

Старенькая Кинокамера так опьянела от радости, что совсем забыла про него. А он, похоже, забыл про все на свете — сидит в той же задумчивой позе. Но взгляд у него уже не такой печальный. Старенькая Кинокамера даже разглядела в нем — или ей только померещилось? — лучик Надежды и отсвет Новых Идей.

Это так обрадовало ее, что она попыталась повторить за пролетавшей рядом ласточкой крутой рискованный вираж. От собственной смелости у нее закружилась голова.

Все же не следует быть такой неосторожной — не стоит забывать о возрасте! Передохну–ка я немножко и полюбуюсь на город с высоты птичьего полета. Тем более что ой–ой–ой как давно это было в последний раз!..

Поэтому ли Старенькая Кинокамера не узнает ничего внизу?.. Где Большие Зеленые Облака Дубовых и Березовых Рощ, среди которых нежился под Теплым Солнцем Маленький Кирпичный Городок? И где сам этот Кирпичный Городок? Что это с ним?! Почему он превратился в серую бесформенную кляксу? Почему подернулись безотрадной тоской Голубые Глаза Земли?..

Если бы Старенькая Кинокамера не знала, что сердце есть только у живых существ, она решила бы, что это оно так больно — невыносимо больно! — сжалось у нее внутри…

Маленький Кирпичный Городок!.. Его больше нет. Красные черепичные крыши заменили — серыми шиферными. Не потому ли так уныла и бесцветна стала жизнь людей, что зарождается она и протекает под этими СЕРЫМИ крышами? — подумала Старенькая Кинокамера.