Леонид Гиршович - Арена XX

Она училась в школе имени Студента Ульянова – в прошлом Первая императорская гимназия, знаменитая своей домашней церковью, переоборудованной нынче в танцкласс. Как бывает стойкий запах у духов, так же долго не выветривается дух прежнего учебного заведения. В Первой императорской гимназии учились либо самые умные, либо самые богатые, либо самые именитые. И что же? Учащиеся школы имени Студента Ульянова словно унаследовали «черный пояс» своих предшественников – кушак с заветной пряжкой: «1-ая Имп. гимназiя». Именем «Студента Ульянова» только скреплялась преемственность. Казанский университет начинался как отделение гимназии. Тридцать три ее воспитанника в студенческом звании слушали лекции специально приглашенных для них профессоров (именно столько избрал попечитель гимназии Румовский – не то по числу витязей прекрасных, не то по количеству земных лет Спасителя).

Лиля постучалась в дверь их прежней столовой. На дядю Ваню водят целыми классами, а с нею он встречается с одною. (И в прежнюю его каморку слетались феи и заглядывали принцессы.)

– Лилечка? Отучилась на сегодня?

– Можно, дядя Ваня?

– «Можно»… Нужно! Вот татарского сальца напекли ребятишки из коммуны Карла Либкнехта.

Недельной давности манная запеканка в чужом буфете вкусней того, что подается дома, это закон. Лилечка взяла с тарелки засохший крупитчатый кубик.

– А «татарское сало» это вы придумали или Коля?

«“Повесть о сыне” Михаила Трауэра уверенно заняла свое место в ряду других таких же замечательных книг о революции и гражданской войне», – скажет Александр Фадеев на пленуме пролетарских писателей Татарии.

Это было время литературных вундеркиндов, а литература была делом государственной важности. Успешно дебютировавший в двадцать лет, Мишаня попал в номенклатуру, как в избушку с Бабой Ягой, которая бредет сама собой. Тогда успех дорогого стоил. Автору одной-единственной книжки уже не грозила подворотня. Особенно при условии дальнейшей бездеятельности. Пьянствуй в одиночку – будешь долгожителем. Но если тебе при том, что не пишется – неймется и проявляешь ты общественную активность, пеняй, Мишаня, на себя. Отрекутся от тебя отец с матерью – не за то, что ты сделал, а за то, чего не делал.

Лилечка однажды видела Михаила Ивановича Трауэра. «Вот как тебя вижу», – хвасталась она подружке. Его с дядей Ваней снимали на хронику: они сидят за рабочим столом, дядя Ваня открывает книгу, что-то показывает. Снимали долго, служенье муз не терпит суеты. Мама дважды носила им бутерброды – и смеялась: «Михаил Иванович – некурящий товарищ, а его папиросу курить заставляют. Слышишь, Маркуша? Чтоб мужчина курить не умел, ха-ха-ха…».

Видела Лилечка и лучшего друга Коли Карпова Сашу Выползова. Она скорей догадалась, кто это, чем узнала. Колю все знают по портрету, а Сашиных портретов нету. Интересно, видя кругом столько Колиных портретов и ни одного своего, что он чувствует? Есть только одна в книге картинка: два юных подпольщика прячутся под окном, а в окне затянутый в рюмочку офицер целует даме руку. «– Сейчас мы услышим, куда они переведут Михеича, – прошептал Колька» (написано под картинкой).

– Я вам говорила, дядя Ваня, при совете школы действует коллегия по этике. Забыли? Шершеневича вызвали на нее.

Дядя Ваня радостно закивал: да-да, как же, как же…

– Сегодня состоялось особое совещание. Шершеневич написал на доске: «Военрук был Одноног». Свою вину не признает в наглой форме: «А что, разве военрук у нас больше не Одноног?». Нелли Кошкина, которая в него по уши влюблена, показала свое звериное лицо: «А что он сделал, просто изложил фактическую сторону дела. У Исак Самолыча такая фамилия». Дядя Ваня, можно вас спросить? Не хотите в «Повесть о сыне» вписать недостающую страницу?

У дяди Вани забегали глаза, как у шпиона. (Шпионов теперь – хоть соли.)

– Это надо посоветоваться с Михаилом Ивановичем. Он – писатель. (Писателей – тоже хоть соли.)

– Я знаю наперед, чт о он скажет. А я у-ве-ре-на: в Колю кто-нибудь да был влюблен. У него такое лицо… Он в свою маму удался, да?

В комнате висел «Комсомолец Николай Карпов» В. Дранишникова – авторская копия, подлинник хранился в Казанском музее изобразительных искусств им. Кулахметова. Благодаря Дранишникову мы знаем, как выглядел Комсомолец Карпов. Фотографии сгорели. По описанию художник воссоздал облик Комсомольца Карпова. Таким он дойдет до «товарищей потомков». Смотрите, товарищи потомков… Дядя Ваня признал сына не глядя.