Леонид Гиршович - Арена XX

Они обвиняют нас, большевиков, что мы разжигаем гражданскую войну. Но есть две гражданские войны. Та, которую развязали помещики, старые чиновники, старые генералы, банкиры, капиталисты против трудящихся масс, – это бесчестная война. И есть другая гражданская война, которую мы, которую вы, рабочие, поднявшиеся, расправившие свои спины, ведете против угнетателей, против насильников, – это священная война. Эту войну мы вели вчера и будем вести завтра. И сегодня мы выражаем ее взятием Казани!

Для наших врагов это острый нож. Это не только освобождение еще одного рабочего города. Взятие Казани обозначает крушение дьявольского плана, в котором участвуют представители американской, французской, японской бирж, в который вовлечена русская буржуазия, десятки, сотни тысяч заговорщиков-конспираторов белой кости, – крушение того плана, который имел своей задачей передать все узловые пункты нашей страны в распоряжение англо-франко-американо-японских империалистов. И чтобы поступили они с Россией так, как поступали со всякой колонией.

Со взятием Казани их планам пришел конец. Надеяться на соединение чехословаков с англо-французами им уже не приходится. К тому же и природа оставляет врагам месяц, полтора месяца, никак не больше. Начнут подмерзать наши северные моря, замерзнет матушка Волга. И окажутся они отрезанными друг от друга, разбросанными малыми кучками по отдельным городам, без правильной связи друг с другом, изолированные и обреченные.

Разумеется, это не значит, что все опасности миновали. Нет ничего хуже для революционного класса, как предаваться успокоению на лаврах. Беда рабочего класса в том, что он недооценивает силу своих врагов. Сколько их, наших злейших врагов, отпущено рабочими Петрограда и Москвы после первого восстания! Тот самый генерал Краснов, который на Дону перестрелял, перевешал и перерезал тысячи, многие тысячи рабочих, в октябре прошлого года был взят в плен петроградскими рабочими и по добродушию отпущен. А правые эсеры, которые теперь министры на Украине и в Самаре, все эти Лебедевы и Фортунатовы [22] , – они тоже все побывали в руках рабочего класса. Эти руки их подержали и отпустили – без уважения, с презрением, но отпустили! А они организовали против нас заговор, расстреливают и вешают рабочих.

Поэтому, когда нас обвиняют в жестокости, мы говорим: единственный порок, который непростителен для рабочего класса, это милосердие по отношению к своим классовым врагам. Мы боремся во имя величайшего блага человечества, во имя возрождения всего рода человеческого, во имя его освобождения от гнета, от темноты, от рабства. И все, что стоит на нашем пути, должно быть сметенено.

Сегодня мы отдаем казанским беднякам и солдатским вдовам богатые хоромы, которые казанская буржуазия трусливо покинула. Пусть попытаются только вернуться, мы покажем им железный кулак.

Героическое взятие Казани – грозное предупреждение всем империалистам, что в Советскую Россию, как в осиное гнездо, не засунешь больше грабительскую руку. Поэтому рабочие Казани первыми обязаны встать в ряды Рабоче-Крестьянской Красной Армии. Кто отвиливает, кто укрывается от воинской повинности, есть изменник и предатель делу рабочего класса. В старое время стачек мы жестоко и сурово поступали со штрейкбрехерами. Так же мы будем поступать с тем рабочим, который не поддерживает Рабоче-Крестьянскую Армию, а помогает контрреволюции.

Судя по последним сводкам, Красная Армия растет не по дням, а по часам. Нами получена масса телеграмм, в которых просят разрешения произвести мобилизацию двух, трех, четырех и более возрастов. Товарищи, нельзя задерживаться на казанском бивуаке, нужно идти дальше. Тогда общими усилиями мы скоро освободим нашу Советскую Россию от черного насилия буржуазной контрреволюции. И во имя этого призываю вас, товарищи, соединиться в одном кличе:

Да здравствует Рабоче-Крестьянская Советская Россия!

Да здравствует Рабоче-Крестьянская Красная Армия! Ура!

Родина такому «ура!» – Иерихон. Что Троцкому Казань после стен иерихонских? «Ура!» и лай подхватываются в миг. Ст о ит в одном дворе залаять, как все дворы оглашаются собачьим «ура!». Так же и публика в опере (в сгоревшей опере): один старый пес кашлянет, как ему уже вторят с разных мест.

Когда «ура!» осело (а стояло – хоть топор вешай), Троцкий бросил через плечо:

– Вызовите двадцать отличившихся бойцов.