Николай Кононов - Quinta da Rigaleira

— А надо ли ставить в известность консула? Если надо, то какого? Австралия ведь член содружества. Тогда — британского, конечно… Но уже поздно, дипломатов, само собой, нет на месте.

Пришел добрый гомосексуал Владимир в вытянутых голубых трениках, еще не легший спать. Посветив в Земфирину хрипящую физиономию язычком зажигалки, он все понял. Длинные тени маньеристски запрыгали по неправдоподобному бедламу:

— Ну, в аптеку в это время вряд ли. Боярышник в презервативе ей, пожалуй, не нужен.

Он был курносый, симпатичный и хитрый. С кольцами на мизинце и указательном, будто именно эти пальцы состоят в неплодном браке. Лысеющий шатен улыбался интересному случаю.

— Не мой пациент совершенно, я‑то думал: насморк–чих–запор–отрыжка. Сейчас за Геннадием сгоняю, он у меня по случаю заночевал, но ему с самого утра на дежурство в хирургию, черт! Будет орать. Как он будет орать! Черт, твою мать!

— О, вы! Не смейте чертыхаться в моем доме! — Провозгласила хозяйка, стряхивая длинную колбаску пепла на пол, где уже валялись нерастоптанными такие же, как помет в курятнике.

Я замечал, что пепел, долго не опадающий с сигареты, был неким спортивным ритуалом, и сохраненная длина пепельной колбаски приносила ей явное удовольствие.

Необидчивый Владимир прошлепал по лестнице.

Быстро явился сонный Геннадий — совершенная копия Владимира, только лохматый курносый брюнет и сердитый, в таких же голубых трениках. Будто они должны где–то выступать парой в каком–то незатейливом номере в народном клубе. Он внимательно прислушался к Земфириным хрипам.

— Ну вы, чистые хомяки, что ли? Срочно в «скорую» звоните. Что стоите как на кочке.

— А у тебя ничего такого с собой нет? — элегантно удивился Владимир, со счастливой улыбкой глядевший на заночевавшего по случаю перед дежурством.

— Такого чего как раз и нет, — отрезал Геннадий.

— Вы с ним вместе живете… Все–таки это неотмоленный грех… — сказала зачем–то хозяйка этого мирового кавардака, прикуривая следующую сигарету.

Горелая спичка полетела на пол к колбаскам пепла.

Геннадий посерьезнел:

— Грех — есть мясо животных и носить их мех.

— А вам никто пельменей и не предлагает! Их, кстати, Лукерья варила по монастырскому рецепту.

— Это в огненной воде, что ли?

Он помолчал и добавил благороднейшим тоном, как в кино про белогвардейцев:

— А так, мое вам почтение, мадам! Бездна совершеннейшего почтения! Честь имею! По сих я честь имел и имею!

Он резко провел ладонью под носом, поправляя несуществующие усы, и зачем–то поклонился, но не ушел.

Ответить ему было нечего.

«Скорую» вызывать стала безгрешная Катя из Эрмитажа. Она была родственницей очень старого академика, и было решено, что именно она и договорится со «скорой» лучше всех, но никто не подозревал, что академик был настолько здоровым, что не болел вовсе, и Катя не умела еще к своим прочим неумениям нормально вызывать и «скорую». Она делала это столь по–идиотски, что еще одну «скорую» хотелось вызвать для нее.

После долгих отбоев она заговорила в тяжкую допотопную трубку с куртуазной расстановкой, как артистка Литвинова в окуляр телекамеры на новогоднем шоу:

— Извините, конечно, что мне вас приходится в такой поздний час беспокоить этой безделицей, нет… нет… не говорит она «метелица», извините, нет… метеорологического бреда совершенно нет… нет, она не буйная, нет–нет–нет… Дело в том, что с нашей хорошей приятельницей… да, приятельницей из Австралии… не родственницей… я не сказала «плевательницей»… нет… кажется, не престарелой… полных лет не знаю… а она сейчас не в силах отвечать… приключилась внезапная неожиданная неприятность и, как случайно прояснилось, ей уже несколько часов неможется… Неможется чисто в физиологическом смысле… Стул? Не знаю. Нет, она еще жива… Да! Нет! Жива… К трупам не выезжаете…

«Конкретно, женщина?! Симптомы!!! Адрес!!!» — было слышно, как трещит и хрипит трубка специального омерзительного аппарата, умышленно разрушенного так, чтобы тебя на другом конце слышали с огромным трудом, как звезду из далекого созвездия Гесперид или Цефей. Еще и диск со всей цифирью выкручивался сам по себе, как шайба на льду.

Я услышал, как Владимир серьезно говорил Стивену:

— Зачем было столько наливать? Этой козе? Нас бы позвали с другом моим, — вот он, Геннадий, ведь чистейшей души организм, посмотри, а?

Организм Геннадия, впервые попавший в богемное жилище, озирался с недоумением на окрестности бедлама.