Александр Вишняков: Записки строителя-программиста

ИТР-овцы и рабочие жили по 8–10 человек в палатках вповалку на жердях, покрытых хвойными лапами. Исключение составлял начальник партии, проживающий в отдельной палатке (это и его незанятость спровоцировали негативное отношение к нему со стороны бывших заключенных). Уровень жизни в тайге приближался к звериному существованию. Мылись редко: летом — в холодных ручьях с температурой воды около 4‑х градусов С, поздней осенью и зимой — не до мытья. К тому же бывшие заключенные в первые же дни изъяли зубную пасту и употребили. Режим питания был традиционный для экспедиций. «Обеды» (первое, второе и третье) готовились на кострах и поедались рано утром, перед работой, и поздно вечером, после работы «в поле».

В ходе изысканий со мной произошло несколько случаев.

Готовясь к экспедиции, я в Ленинграде купил одноствольное ружье за 220 рублей и все время носил с собой за плечами. Охотился по случаю. Собаки в партии отсутствовали и поэтому настоящей охоты не могло быть. Первым трофеем был глухарь. Однажды, шел по звериной тропе. И вдруг в 10 м из ямы торчит голова глухаря. Я выстрелил, ранил его и добил прикладом. Красавец глухарь (черный с белой подкладкой и красным гребнем) весил около 8 кг, имел в длину около 2‑х м (держишь на вытянутой руке за ноги, а голова касается земли). Были и другие трофеи в виде глухарок и рябчиков. Рябчиков было так много, что из–за экономии дроби стрелял сразу в нескольких, сидящих в створе. Изредка, находясь вдали от трассы, блуждал. Приходилось заставить себя остановиться, сориентироваться на местности по странам света (по солнцу, деревьям), выбрать направление и медленно двигаться к трассе.

Произошел забавный случай со сбросом груза с самолета. На основной базе я подготовил для сброса в нужное время зимнюю шапку и дробь. Дробь положил в нарукавники, их — в шапку, а шапку — в сумку. Когда произошел сброс и принесли мне сумку, то в ней была дыра, ухо от шапки оторвано, а дробь отсутствовала. Я попросил показать то место, откуда взяли сумку. Раскопал мох и обнаружил дробь в нарукавниках.

В конце участка, на 200-том км возник пожар и палатки сгорели. Несмотря на наступления зимы с морозами до 30-ти градусов, палатки не отапливались. Наконец, сбросили металлические печки. Под руководством старшего рабочего, выполняющего функции завхоза, две большие палатки соединили и на стыке поставили печку. В палатки набилось много народу, включая бывших заключенных, которые крутились около печки, все время подбрасывали дрова и довели печку до белого каления. Ни какие уговоры не действовали. Впервые все разделись (сняли верхнюю одежду). Жара как в бане. И вдруг в середине ночи палатки вспыхнули синим пламенем, и мы оказались под открытым небом. Мороз. Светят звезды. Рвутся уложенные в карманы палатки патроны.

Оставшиеся работы в течения месяца выполняли, ночуя под открытым небом. Залезаешь во всей одежде и сапогах в собачий мешок. Накрываешься сверху плащом. Забываешься часа на два. Сбрасываешь обледенелый плащ и греешься у костра. Утром как пьяный идешь на работу.

В конце участка из–за плохой погоды задерживался сброс продовольствия. Решили принести мясо лося, убитого и разделанного в 15-ти км от стоянки. Рано утром я с рабочим отправился за мясом. Пошли по засечкам. В предполагаемом месте долго курсировали взад и вперед, пока не обнаружили обрубленное на высоте 10-ти м дерево и деревянный помост на нем с разделанной тушей лося, накрытой шкурой. Рядом валялась лестница. Наступили сумерки. Решили заночевать. Набрали сухостоя, развели костер и легли на бревна. Начался сильный снегопад. Фуфайки промокли и их стали сушить над костром. Проведя бессонную ночь, набрали в мешки мясо и двинулись в обратный путь. В конце пути решили сократить путь и пошли не в обход, а по трассе. На пути ручей. Переправы нет. Возвращаться нет сил. Пошли вброд. Ледяная вода по горло. Выскочили и побежали. В двух километрах оказались палатки начальника партии и Карпинского. Если бы не случайно оказавшиеся палатки, наша участь была бы незавидной.

В начале декабря завершили работы и всей партией двинулись к таежному поселку, расположенному в 50-ти км от конца трассы. Шли двое суток по звериной тропе. Ночевали в охотничьей избушке. Несколько километров шли по льду реки. Наконец, пришли в поселок и разместились в избах.

Это был обычный поселок в Приуральской тайге, отстоящий от своих собратьев на сотни бездорожных километров. Раз в году приходит баржа, забирает пушнину (соболь и белку, добытые в начале зимы), оставляет продовольствие и конечно водку. Несколько десятков жителей составляют пеструю картину: председатель, мужик лет пятидесяти, с несколькими женами, живущими в отдельных избах (сам он жил с молодой женой). Молодой бывший солдат–туберкулезник с симпатичной женой и двумя детьми дошкольного возраста. Ханты–мансийцы, проживающие в русских избах. После месяца охоты остальное время в году живут как при коммунизме. Пьют, изредка убивают лося, бабы по дежурству ходят на ручей за рыбой. Из морды складывают судаков и налимов в мешок, приносят его и вытряхивают на дорогу, отгоняя собак. Кому нужно, тот берет рыбину. Ни школы, ни больницы, ни милиции.