Сегодня здесь фонари на улицах не горели. Последняя лампочка, которую они увидели, едва освещала огромный, мрачный, как пещера, цех, где стояла хлопкоочистительная машина. Свет фар выхватывал мертвый золотарник по сторонам дороги, и трава казалась такой же каменной, как мост через речушку.
Лишь только девочка положила руку ему на плечо и он остановил машину, как услышал мужские голоса; но еще раньше глаза его различили несколько небольших белых пятен в воздухе возле низкой крыши — это куры устроились на ночлег на дереве. Потом он увидел красные огоньки сигарет. Во дворе сбилась плотная толпа, как на похоронах. Здесь были одни мужчины. Из церкви неподалеку шел и шел народ и вливался в толпу перед домом.
Мужчины расступились перед ним и перед девочкой, и они поднялись по разбитым ступенькам и прошли через веранду. В дверях кто-то посветил ему керосиновой лампой. Он шагнул в комнату, набитую женщинами. Девочка прошла дальше, к железной кровати, и встала в ногах. Сопровождаемый лампой, он двинулся по газетам, расстеленным на полу от порога до кровати.
Женщина на кровати была жива. Она лежала высоко в подушках, закрытая до подбородка темным стеганым одеялом. Из-за вращающихся глаз купол ее лба казался массивным, как таран.
Доктор Стрикленд откинул одеяло. Молодая угольно-черная негритянка лежала в белом платье, в туфлях. Прислуга? Но тут он разглядел, что белая ткань была, конечно же, не накрахмаленный ситец горничной, а блестящий, мягкий шелк и что от плеча наискось через грудь тянулась смятая полоска красной ткани — что-то вроде лозунга. Он развязал узел на поясе и отбросил лозунг, чтобы не мешал. Кто-то уже расстегнул ворот туго обтягивающего атласного платья; он стал расстегивать дальше, и женщина забила ногами о спинку кровати. Она не успела оттолкнуть его руки — он обнажил ее грудь и потом рану под ней. Это было маленькое отверстие, из него слабо сочилась кровь. Белое платье было в пятнах крови, они уже почти высохли.
— Вскипятите воды. Почему раньше за врачом не послали, не до того было?
Женщина схватила его за руку и впилась в нее острыми ногтями.
— Ей пытались оказать помощь? — спросил он.
— А вы что, сами не видите, что нет? И вы ее тоже не трогайте, она не хочет, — произнес чей-то голос в комнате.
На шее у женщины были бусы в виде острых жемчужных клыков. И когда он снял их, девочка, которую посылали за ним, вскрикнула. «Отдайте мне!» — попросила она, но ближе не подошла. Больше никаких ран он не обнаружил.
— Дышать больно? — Он обращался к женщине, но, казалось, думал о чем-то своем.
Ее соски отбрасывали тени, похожие на финики; он стал слушать ее стетоскопом, но она не могла глубоко вздохнуть. Запах пота, поднимавшийся от постели, заполнял душную комнату, как пар закипающего чайника, казалось, газеты, которыми была обклеена комната, вот-вот отстанут и упадут; запах обволакивал чем-то тусклым его собственную белую руку, его пальцы, простукивающие тело женщины. Это был тошнотворный запах события. В жарком свете лампы по лицам приблизившихся к нему женщин пот тек ручьями. Сбоку, совсем близко от него, что-то блестело: на шишечке кровати, куда сам Бог велел закидывать мужскую кепку, висел тамбурин. Он вынул из ушей стетоскоп и услышал, как по комнате летают вздохи: привычные домашние звуки — так шаркает по полу метла, когда хозяйка готовится к приходу возлюбленного.
— Отойдите все, — приказал он. — У вас что, газ тут горит? — Было и без того жарко в этой набитой людьми комнате, но он, обернувшись, увидел, что половина конфорок горит синим пламенем. Когда он взял руку женщины послушать пульс, ее губы искривились и она стала вырывать руку.
Девочка, которую посылали за ним и потом послали в кухню вскипятить воды, принесла чайник, не дождавшись, пока он вскипит, и ее пришлось отослать обратно. Наконец воду вылили в таз, лампу поднесли ближе, к самому его локтю, точно собирались палить ему руку, как курицу.
— Отойдите, — приказал он.
Женщина все старалась прикрыть грудь рукой, а он все отводил ее руку прочь. Из раны судорожно выплескивалась кровь, точно она ожила на свету.
— Долотом для колки льда?
— Точно, угадали, — подтвердило несколько голосов.
— Кто?
В комнате наступила тишина; слышно было только, как во дворе смеются мужчины.
— Сколько времени прошло? — Он посмотрел на дорожку из газет, расстеленных по полу. — Где это случилось? Далеко отсюда? Она сама сюда пришла?
Было странное ощущение, что здесь, в этой комнате, кто-то посылает ему манящие улыбки. Он поднял голову и слегка ее повернул. Парящий уголек, который через равные промежутки наливался светом, оказался трубкой, которую курила стоящая у двери старуха в белом накрахмаленном переднике.
Читать дальше