Кэтрин Энн Портер Array - Библиотека литературы США

Она выпрастывает руку из-под одеяла — иссохшую тонкую ручку, усеянную огромными черными веснушками. Вытянутый палец покачивается, она никак не может нацелиться на звонок, спрятавшийся среди пузырьков и баночек.

— Сколько вам лет? — шепчет Мэриан. Теперь она видит старуху в постели совсем вблизи и очень отчетливо, сразу со всех сторон, как бывает во сне. И вдруг — на какую-то минуту — проникается к ней необыкновенным интересом; ничего интереснее для нее сейчас просто не существует. Такого с Мэриан еще не случалось.

— Не скажу!

Старое лицо на подушке, над которой склонилась Мэриан, медленно собирается в комочек и тут же распадается. Из открытого рта рвутся тихие всхлипы… Нет, и вправду это блеет овца… маленький ягненок. Лицо Мэриан склонилось совсем низко, пшеничные пряди чуть не касаются подушки.

— Она плачет! — Мэриан — щеки ее пылают, в глазах жалость — оборачивается к первой старушке.

— А она всегда плачет, — презрительно фыркает первая старушка.

Мэриан вскакивает со стула и направляется к двери. И опять невесомая лапка чуть было не прилипла к ее волосам, да только протянуться бы ей побыстрее. Девчонка уже успела нахлобучить на макушку свою шапочку.

— Уж такое спасибо тебе, доченька, уважила ты нас, — приговаривает старушка, провожая Мэриан в коридор. И вдруг вонзает ей в спину маленькие острые коготки. — Девочка, девочка, — вскрикивает она жалостным писклявым голоском, — не найдется ли у тебя лишнего цента для бедной старухи? Ничего-то у нас, разнесчастных, нет… конфетку и ту купить не на что… ничегошеньки! Хоть пятачок, хоть цент, девочка…

На мгновенье Мэриан отшатывается прямо в старушечьи лапки и тут же бросается бежать по коридору. Не оглядываясь назад, не глядя по сторонам, она пробегает мимо сестры, которая сидит за столом и читает журнал «Поля и реки». Следует тройное движение: рука вперед, сгиб, наклон — и сестра, сверившись с часами, автоматически задает вопрос, который задают посетителям во всех подобных учреждениях:

— Не хочешь ли остаться пообедать с нами?

Мэриан не отвечает. Одним махом она распахивает тяжелую дверь в ясный холодный день и сбегает по ступенькам.

У колючего куста она притормаживает и, быстро склонившись, никем не замеченная, извлекает спрятанное там яблоко.

Пшеничные пряди из-под белой шапочки, ярко-красное пальто, голые коленки — все сверкает в лучах солнца, когда она несется навстречу катящему по улице большому автобусу.

— Посадите, посадите меня! — кричит она. И, словно повинуясь царственной команде, автобус останавливается.

Мэриан вскакивает в него и с хрустом вонзает зубы в яблоко.

Р. Дж. Боумен, коммивояжер обувной фирмы, за четырнадцать лет исколесивший с ее продукцией весь штат Миссисипи, вел свой «форд» по изрытой колеями, ухабистой дороге. Время тянулось бесконечно: оно словно никак не могло взять полуденный барьер и устремиться в тихое спокойствие дневных часов. Солнце, которое здесь сохраняло силу даже зимой, медлило в зените, и каждый раз, когда Боумен высовывал голову из запыленной машины, чтобы лучше разглядеть дорогу, оно, казалось, опускало длинную руку и било его сквозь шляпу по макушке, точно какой-нибудь старый бродяга, вздумавший пошутить. И он все больше раздражался, тщетно отгоняя ощущение беспомощности. Его лихорадило, и он начинал подозревать, что едет куда-то не туда.

Он только что встал после тяжелого гриппа и в дороге был первый день. У него долго держалась высокая температура, он бредил и теперь, посматривая в зеркальце, всякий раз замечал, как он побледнел и осунулся. Мысли его путались… Весь день сквозь зудящий туман раздражения он почему-то вспоминал свою покойную бабушку. Она была добродушной и ласковой. И опять Боумен пожалел, что не может вот сейчас, сию минуту броситься на ее большую пуховую перину… И тут же снова забыл про нее.

Ну и безлюдье же в этих холмах! Нет, все-таки он сбился с дороги — кажется, будто он едет назад и назад. А жилья нигде не видно… Не стоит думать о том, что сейчас лучше было бы лежать в постели. Он уплатил по счету врача при гостинице, и, значит, он здоров. Ведь даже с хорошенькой сиделкой он простился без всякого сожаления. Ему не понравилось болеть. Болезнь внушала ему такую же смертную тревогу, как и дорога без указателей. Она раздражала его. Он подарил сиделке дорогой браслет только потому, что увидел, как она складывает свой чемоданчик, готовясь уйти.