Тод Гринуэй: Праздношатание[Полная версия]

Теперь, когда я подошел к серьезному рассмотрению демонического, я понимаю, что мое с ним знакомство — долгое и амбивалентное.

Однажды в Торонто, когда дети были маленькие, я что–то делал во дворе. Мой сын выпрашивал у меня нож. Известно, что маленькие мальчики имеют обыкновение терять инструменты своих отцов. Слегка раздраженный, я сказал ему: «Если ты не прекратишь гоняться за моим ножом, я…» Пауза. Пятнадцать шестнадцатых моего мозга были заняты работой, оставшейся частью я рассеянно пытался придумать подходящее наказание, типа, окатить его водой из садового шланга, в то время как на поверхность всплыло окончание фразы: «… опробую его на тебе».

В тот момент я не много думал на эту тему, привыкший к своим эксцентрическим мыслям, но теперь я должен спросить себя, кто сказал эти четыре слова?

Упорное вторжение иррационального в мою жизнь побудило меня написать рассказ, кажущийся странным как мне, так и вам. Появление ЕГО, описанного в «Топоре», было важной встречей в моей жизни. Я никогда ни о чем подобном не читал — в лучшем случае — смутные рассказы об ангелах–хранителях. Это явление выявило, что в мире присутствует нечто подобное, и что с ним приходится считаться.

Ввиду всего случившегося — несчастий в больнице, и, тем более, четырех слов, вырвавшихся у меня на газоне в Торонто — мне приходится пересмотреть свою версию самого себя. Отныне я вызываю у себя сомнения. Моя воля и мои суждения могут разрушиться при самом низком уровне стресса. Даже для самого себя я становлюсь тогда чужим. Хорошо еще, что не отчужденным, но чужим — это тоже достаточно плохо.

В закоулках моей жизни есть непостижимые дыры, относящиеся, как я понимаю, к этому Калибану у меня под рукою, хотя я и не могу понять — каким образом. Много лет назад за ужином я перевел слово для гостя, который не говорил по–английски. Друг, сидящий рядом со мной, сказал: «Я не знал, что ты говоришь по–французски, Тод». Я слышал его совершенно ясно, но я уставился перед собой, как будто его не слышал. Он сказал: «Тод?» Я по–прежнему не отвечал. Но почему? Это был безобидный вопрос. Я немного говорю по–французски, не бегло. Было так, будто в вопросе содержалась угроза. Но какая угроза? Я не знал тогда, и сейчас — не знаю. Все, что я могу сказать: я бы ответил, если бы мог, и я бы мог ответить, если бы хотел. Но я не мог / не хотел. Кажется, на наших чистейших намерениях завязаны невидимые узелки. Я рассматриваю этот случай, как один из самых загадочных эпизодов моей жизни. Одержимость? Но в каком смысле? С какой целью? Я коснулся чего–то, но не знаю, чего.

И сны, о которых мы теперь теоретизируем: демон ли это — движущая сила снов?

Несколько лет назад у меня был период, когда я записывал свои сны с тщательностью судебного репортера и даже написал на эту тему маленький памфлет. У меня теперь такое чувство, что у истоков этих ночных повествований стоит некий мошенник с собственным умом и безрассудным чувством юмора, некий Тиль Уленшпигель снов. Этот мошенник определенно владеет синтаксисом, как показывает открытка в витрине магазина в моем забытом сне, на которой большими черными буквами написано: «намочи меня слюни не пускай». По поводу случая на газоне в Торонто: сейчас я спрашиваю себя, был ли это тот самый демон–мошенник, роющийся во всякой всячине возможностей, соединяя, таким образом, безвредный словесный мусор, плавающий на поверхности мозга, чтобы я «сдвинулся», как сказали бы мы в шестидесятые? Он запросто состряпал бы такое из озорства.

Однако тот же самый мошенник сочинил мастерский сон, если можно так его назвать. Я видел индийский город, о котором я думал, как о Бенаресе. Везде была пыль, пыль цвета охры, люди в лохмотьях и мантиях цвета охры, но и здесь, и там, непроизвольно вкрапленные в пейзаж на заднем плане, лежали коровы, священные коровы Индии, и это было божественно. Это был самый яркий образ из всех виденных мною, наяву ли, во сне ли.

Недавний сон, для контраста. Он начался достаточно хорошо: неизвестная женщина и я играли в «десять пальцев» в большом темном пространстве, было впечатление, что в нем находились и другие люди. Мне стало известно, что другую женщину где–то в той же комнате задушили. Внезапно и я оказался там. Я пытаюсь разомкнуть пальцы, обхватившие ее горло. Но они — не пальцы, а узловатые корни дерева. И потом раздался вой, такой громкий и наполненный таким ужасом, что он заставил меня не только что проснуться, а чуть ли не вскочить на ноги.