Тод Гринуэй - Праздношатание[Полная версия]

Женщина однажды, к моему удивлению, удивленно сказала мне: «Ты занимаешься этим делом с открытыми глазами!» А остальные разве нет? Мир такой прекрасный — и такой ужасный, да–да, я знаю, — но такой интересный , и у нас так мало времени.

Я полагаю, что для мужчины дать женщине наслаждение и есть суть странного взаимодействия, называемого коитус. Бывают теплые зимние дни или прохладные летние вечера в янтарном свете, капельки пота, высыхающие на коже, два обнаженных тела, никакой программы, просто быть здесь с этим человеком, время, кажется, остановилось, заметно распухшие губы, легкое царапанье по внутренней стороне бедра, я знал женщину, которая любила, когда ее слегка стегали, это ее заводило, как говорится, на вкус и цвет товарищей нет…

Были времена, когда, лаская–гладя–соблазняя и целуя, царапая, кусая и сося, что иногда делаешь, и что при свете дня кажется абсурдным, все это с целью достичь вагинальной конвульсии, я впадал в забавное сомнение. Все это, казалось мне не чудесной беспечной страстностью, а умышленным манипулированием другим человеком. Можно запросто стать просто специалистом. Ничего не стоит. Но потом я все же отверг эту мысль. Потому что в конце, несмотря на все теперешние разговоры о «чутком отношении к нуждам других», о «вступлении в контакт с нашей женственной стороной», к которым и я горячо присоединяюсь, все в гетеросексуальном коитусе, в конце концов, сводится к его сути — запихивании. Мужчин обвиняют в фаллоцентризме — ну, конечно, мы в буквальном смысле таковы, а как иначе?

Вспоминаю два забавных мгновения в вековой церемонии обольщения. В самом начале женщина лежит на спине, сопротивляясь условно, а возможно и в действительности, с наполовину спущенными трусиками, пока не отбросит все условности и не сдернет трусики и не пошлет их в полет сильным движением ступни.

Второе — в самом конце действия. Я видел, и не раз, выражение лица женщины, когда мужчина — конечно, я сам, а откуда бы иначе я знал? — завершит все, так сказать, до конца: этот взгляд может быть описан не иначе, как самодовольный. Комически самодовольный. Она принимает это мужское содрогание сугубо на свой счет — и, конечно, так оно и есть.

Теперь, когда я уже не попадаю в чужие кровати — это была позорная практика моих лучших времен, — я думаю о вопросе Йетса к Ханрахану: завоеванные или потерянные женщины будоражат более наше воображение? Я не знаю.

О леди! Леди! Я надеюсь, я написал вам надлежащую хвалебную песнь, отдал приемлемую дань. Многоречивую, я знаю. Но я считаю вас чудесными. И тех, живущих или мертвых, которых я знал физически, я думаю о каждой из вас, о каждой, по–своему пылкой и благородной.

Чувственность.

Два примера чувственности приходят на ум. Для представления о грубой животной чувственности вообразите раннее утро в коровьем хлеву на ферме в прериях. Работник доит корову при свете масляного фонаря, подвешенного на потолке (эти коровы опрокинули столько ведер молока, а от фонарей сгорело еще больше амбаров…) Маленький мальчик наблюдает, кошка ждет. Работник прыскает в кошку сильной струей молока. Она так широко открывает пасть, что мордочка ее делится пополам, кошка вертит туда–сюда головой, с жадностью пытаясь уловить вкусную белую жидкость себе в глотку. Мужчина и мальчик смеются.

И, наконец, эротика утонченная почти до крайнего предела: представьте Серафину, юную–старую ведьму из книги Филипа Пулмана «Золотой компас». Когда ее спрашивают, почему она почти не носит одежды в такой сильный мороз, она отвечает, что ей нравится чувствовать «покалывание звезд и шелк лунного света на коже».

Они с чувством убеждают ее в том, кто она на самом деле.

Весной 1998 года с моей женой Фумико в середине ночи случился полный паралич левой стороны. Можно вообразить, какая это катастрофа. Инсульт — несчастье, выздоровление — длинный и трудный путь, и оно никогда не бывает полным.

Реакция на это несчастье может принимать непредсказуемые формы.

Фумико начала делать первые шаги в сентябре, и тогда же вернулась домой и расположилась в гостиной, пытаясь вновь формировать мышцы, чтобы осилить лестницу.

Утро тех далеких дней: пытаясь помочь ей подняться с портативного туалета, я, бывало, балансировал с ней на ее здоровой ноге, удерживая ее саму на одной руке, а второй подмывая ее, а потом вытирая ей зад. Были времена, когда интимность этого танца на трех ногах становилась такой абсурдной, что появлялась ощутимая опасность свалиться на землю от смеха.