Владимир Гурвич - И корабль тонет…

— Мне бы она не понравилась.

Шаповалов помрачнел. Но даже из-за сына он не намерен менять своих решений.

— Ты увидишь, как это будет здорово. Обещаешь никому не говорить?

— Да, — после короткой паузы ответил Филипп.

Ромов всегда считал себя, если уж не наглым, то, по крайней мере, человеком далеко не стеснительным. Да и профессия и тот мир, в котором он вращался, не позволяла быть мягким и не решительным. Иначе, сомнут, как бумажный кулек, выбросят, как ненужную тряпку. С некоторыми излишне щепетильными его знакомыми все так и происходило. А ведь многие из них были не без способностей. Но не умели работать локтями, а когда нужно — и кулаками. Ромов считал, что он в этом искусстве тоже отнюдь не виртуоз, иначе бы давно был на высоте. Но все же кое-чего из этого арсенала у него получалось, благодаря чему кое-чего и добился, чем по праву гордился.

Но сейчас, стоя перед дверью в каюту Шаронова, он испытывал непонятное смущение. Этот человек вызывал в нем странные, не совсем понятные чувства. Когда-то он считал его своим кумиром. Но это было довольно давно, хотя теперь он понимает, что их остатки сохранились в нем, как реликтовое излучение во Вселенной. И все же дело заключалось не только в этом, было что-то еще, что вызывало у него какое-то особое почтение к нему. Хотя ясно сформулировать, что именно он не мог. Да особенно и не пытался. Но вот что точно он хотел, это признание значимости своей особы со стороны Шаронова. Но пока он даже по-настоящему его не замечает, хотя по первоначальному замыслу, который пока никем не отменен, сценарий должен стать их совместным детищем. Но при этом Шаронов не пытается установить с ним каких-то контактов, не то что творческих, но и даже человеческих. И это вызывало у Ромова острую обиду.

Но раз Шаронов не желает идти к горе, то он сам к ней пойдет. Хотя хотелось, чтобы это движение было бы обоюдным.

Ромов, наконец, осторожно и тихо постучал. Дверь отворила его жена.

— Евгений Вадимович, проходите, — без всякого удивления сказала она, словно ждала его визита.

Ромов прошел в каюту и сразу же нашел взглядом Шаронова. Тот сидел за компьютером и что-то изучал. Он быстро взглянул на вошедшего, но на его лице не появилось никакого выражения. И Ромов вновь ощутил прилив обиды.

— Садитесь, — приветливо произнесла Ольга Анатольевна. — Вы правильно сделали, что зашли. Нам надо получше узнать друг друга.

При этих словах Шаронов снова оторвал взгляд от компьютера, но посмотрел не на Ромова, а на жену.

— Я тоже так считаю. Поэтому и решил зайти, — произнес Ромов.

— И правильно поступили, — вдруг произнес Шаронов. Он встал из-за стола и пересел поближе к Ромову.

— Я хочу вам сказать, что восхищаюсь вашими сценариями, — произнес Ромов.

— Я их давно не пишу, — быстро ответил Шаронов.

— Я знаю. И очень сожалею.

— С какого-то момента это занятие перестало меня интересовать.

— Я кое-что слышал о вашей новой деятельности. Но все равно это потеря для нашего кинематографа.

— Вы так думаете?

— Убежден!

— А в убежден в обратном. Может, когда-то кино приносило пользу общества, но те времена остались в далеком прошлом. Сейчас же кино, как губка, вобрала в себя все недостатки, все пороки, всю убогость современного мира. И если оно чему-то способствует, то только одному — делает его еще хуже. И такому кино я не желаю служить. Поэтому и ушел. Такова моя позиция.

Ромов какое-то время молчал. Кроме глухого раздражения никаких иных эмоций слова Шаронова у него не вызвали. Легко ему говорить, в свое время он на этом деле заработал кучу денег, стал известным. А когда нет ни того, ни другого, что делать?

— Я понимаю вас, хотя не совсем разделяю ваше убеждение, — осторожно произнес Ромов. Что бы он не чувствовал Шаронову, но портить с ним отношения для него — это пока непозволительная роскошь — Мне кажется, у кино есть еще большой потенциал.

— Весь его потенциал давно израсходован. Хотя в каком-то смысле вы правы, у него есть потенциал стать еще хуже, — усмехнулся Шаронов.

— Боюсь, наш спор ни к чему не приведет.

— А я не собираюсь с вами спорить. Для меня это непреложная истина.

— Пусть так, — вздохнул Ромов. — Но нам выпала судьба работать над одним проектом. И надо как-то договориться об общих принципах.

— Вот тут я с вами согласен. И что вы предлагаете?

— Я полагал, что вы что-то предложите. У вас гораздо больше опыта.

— Боюсь, опыт тут ни при чем.