Владимир Гурвич - И корабль тонет…

Внезапно Ромов резко встал.

— Может, я и дурак, а сам-то кто.

— Это как понимать, — изумился Суздальцев.

— Как будто тебе неизвестно, что я сроду такие тексты не писал.

— Бывает же у людей взлет вдохновения, — пробормотал продюсер.

— Не до такой же степени, — усмехнулся Ромов. — Как видишь, не я один виноват.

Суздальцев в ярости схватил его за ворот тенниски.

— Запомни, дружище, хотя твой гонорарчик и ужался, все равно половину отдашь мне за то, что я тебя сюда притащил. Ну а кто из нас глупей, жизнь покажет. Посмотрим, куда ты сумеешь пристроить свои говеные сценарии. Я сделаю все, чтобы этого не случилось. О моих возможностях на сей счет тебе известно не понаслышке.

Суздальцев толкнул Ромова на кровать, а сам вышел из каюты.

— В тот период я в первый раз женился, на приме моего театра. Если быть честным я взял ее почти силой, эта женщина сводила меня с ума. При одном только взгляде на нее я загорался как свеча. Она же не обращала на меня никакого внимания, по крайней мере, как на мужчину. Скорей даже выказывала презрение к моей неотесанности. Это вызывало во мне бешенство, которое я тщательно скрывал. Наоборот, стал следить за собой, одевался только в самую престижную фирму, старался выглядеть настоящим денди. Но ничего не помогало, по большему счету я был для нее пустым местом.

Я дал себе слово, что она станет моею. Здесь речь шла уже не только и даже не столько о чувствах, сколько о престиже в собственных глазах. Я должен был ее добиться, это входило в мою стратегию победы.

Времена были тяжелые, в том числе и для артистов. По городу бродили толпы этой братии в поисках работы. Этим я и решил воспользоваться. Однажды я вызвал несколько ведущих актеров, включая и мою потенциальную пассию. И объявил: число зрителей постоянно сокращается, это означает, что театр публике не нравится. Следовательно, надо менять репертуар и состав труппы. Нужны другие артисты. На самом деле, сокращение зрителей было вызвано другой причиной, у людей не было денег на билеты, что я отлично сознавал. Но я выполнял задуманный план.

Что тут поднялось, все тут же смекнули, чем им это всем грозит. Потерять работу легко, а где найти другую. Я видел по ее взгляду, что она впервые смотрит на меня иначе, уже не как на пустое место. И когда после совещания я пригласил ее в кафе, чтобы поговорить о будущем, она согласилась.

В кафе я решил ошеломить ее бурным натиском. Так прямо и заявил: если она хочет остаться в театре, быть в нем на первых ролях, то должна пойти на мои условия. А мои условия жесткие: она соглашается стать моей женой.

Мое предложение ошеломило ее, она предполагала, что речь пойдет об обычной любовной связи; пару раз переспит со мной ради великой цели — спасения искусства, получит от меня обещанный комплект благ — и мы благополучно разойдемся. Но у меня в голове прочно засела мысль: только жена. Это сразу же поднимало мой статус.

Актриса с возмущением отказалась, к тому же у нее был муж, которому она обещала пожаловаться. Но про мужа я знал все, тоже артист, только в другом театре, на вторых позициях, получает гроши. Я встал и сказал, чтобы она искала новую работу, на что даю ей две недели.

Хотя у меня не было особых дел в театре, но я специально приходил туда, когда и она там была. Это мне сообщал один человек, которому я платил за услуги. Мы постоянно сталкивались, я показывал на часы — и расходились. Но прежде, чем это происходило, она успевала бросить на меня презрительный взгляд. Однажды она все же попыталась со мной поговорить. Я не возражал. Она стала доказывать, что мое предложение бессмысленно, что она меня не только не любит, но и презирает, что у нас нет ничего общего, ну и всякое другое в том же духе. Я ответил, что знаю все это без нее, но для меня это не имеет значения. И повторил предложение. Точнее, угрозу. И напомнил, что до дня x осталось всего трое суток.

Мне было жутко любопытно, как она поступит. На самом деле, если бы она мне отказала, я бы никуда ее вместе с коллегами не выбросил. В конце концов, я не зверь. Но хотелось знать, чем кончится эта затея. Кроме того, я, в самом деле, хотел сделать ее своей женой. Жизнь с такой женщиной мне представлялось что-то вроде сказки.

Я приехал в театр, в лучшем своем костюме — настоящий жених. Сел в своем кабинете и стал ждать. Почему-то я был уверен, что она вот-вот придет. И ведь пришла. Хотя я не был ни актером, ни драматургом, но тоже разыграл свой маленький спектакль. Едва она появилась, я взял со стола листок бумаги, на котором было что-то напечатано, и спросил: подписывать ли приказ об их увольнении. Она едва не грохнулась на пол, но устояла. Снова попыталась меня переубедить. Но я сделал вид, что не слушаю, положил бумагу перед собой, демонстративно медленно достал из кармана ручку. Затем поставил на листке свою подпись. После чего поднял на женщину глаза, в которых была грусть, и произнес заранее заготовленный короткий текст. В нем я выражал сожаление по поводу того, что мы не достигли согласия, и желал ей удачи на другом месте. Потом она мне говорила, что я сыграл эту сцену столь убедительно, что я нее не возникло и тени подозрения, что все это не более, чем игра. Актриса вдруг так побледнела, что мне показалось, что она вот-вот упадет в обморок. Я не шевельнулся. А она не упала, потому что это была тоже игра. И когда она убедилась, что на меня ее уловки не действует, тут же успокоилась. И совершенно спокойным тоном сказал, что согласна на все мои условия.