Андрей Ветер - Стеклянная тетрадь

А на самом деле было все иначе. Он вовсе не миловался в облаках с прекрасными музами и верхом на Пегасе метался по просторам искусства. Просто он настолько всё перепутал, настолько завяз в детском мире, что сумел всю оставшуюся жизнь проносить во рту малюсенький молочный зуб, который по непонятной причине не выдрали горящие деятельной страстью врачи. Все зубы у него были как зубы. Некоторые отсутствовали. И вдруг среди них — на тебе! — виднеется одинокий такой зубчик–уродец, молочная косточка… Тьфу!

Проблема зубов у парня в голове отложилась так сильно, что стал беспокоить вопрос: а что подумают о его дебильной (дебильный — это от иноземного слова debil , то есть больной, слабый) пасти товарищи или посторонние наблюдатели? Скорее всего им наплевать на его рот, людей обыкновенно беспокоит наличие чего–либо лучшего у соотечественников, а когда что–то похуже у кого–то, они не очень смотрят. Но проблема всё же пустила корни в завихрениях мозга. Она пробилась сначала тонюсеньким стебельком, затем стала разрастаться. При встречах он стал пялиться друзьям в рот, какие у них зубы? Ровные ли они? Белые ли они? Нет ли на примете молочного зубчика? Нет? Какая досада!

Ах, зубы, зубы! Если бы не вы, судьба, возможно, повернулась бы совершенно другим боком к гению. Однако теперь гадать смысла нет. Судьба — штука особенная. Её просто так голыми руками не возьмёшь. Бывает, схватишь её за горло, думаешь, что теперь–то она точно в твоих руках, а она как–то странно хмыкнет, пожмёт плечами… Приглядишься, а это она, оказывается, тебя за горло сцапала, а не ты её стиснул. И начинаешь тут вертеться. Так что наплевать на судьбу. Каким боком повернулась, таким и повернулась. Бывает хуже. Тем более, что у судьбы все бока на одно лицо, левый похож на правый, зад очень смахивает на передок… Так что спасибо и на этом. Ведь мог парень дураком уродиться, а так всё же с талантом. Правда, и здесь поспорить можно. Сидел бы себе дурачком в уголочке и жевал бы шнурок от ботинка, не забивая мозги ненужными заботами. Светлый был бы человек, безобидный. А так ведь норовит характер проявить, куда ни сунется — всюду он выше других, всюду его талант не понят, всюду его возвышенная личность ущемлена дверями общественного транспорта.

Бедные гении! Как он понимал их, товарищей по несчастью, как чувствовал их души! Никому до них дела нет, все в работе, все за деловыми бумагами, за станками, за телефонами, за исполнением особо важных поручений. Всем не до гениев. У каждого своё собственное «Я» имеется, пусть не такое одухотворённое, но зато собственноручно взращённое, взлелеянное, преданное, пусть не гениальное, но тоже мыслящее. Зачем кому–то чужое «Я»? Со своим времени не хватает разобраться, а что будет, если в чужое зарыться? Нет уж, всему своё место! Знать бы только, где оно, это самое твоё место.

— Молодой человек, уступите место бабушке, — послышалось привычное замечание.

Он поднялся, кивая головой, так и не увидев бабушку. Чья–то тень, издав вздох облегчения, плюхнулась стокилограммовой массой на сидение.

Уступить место! До того ли ему? Он жизнь свою по полочкам раскладывает, каждую буковку хочет не упустить, разобраться, иначе какое там «Я»… Иначе засосёт заурядность, из которой не выплыть живым. А он только почву под ногами начал ощупывать. Сознание собственного величия — ноша тяжёлая, почти неподъёмная. Тащить её за собой, а тем более беззаботно скакать на одной ножке не всякому под силу. И он решил бросить. Бросить этот бесполезный груз — пускай пропадает!

— Что встал в проходе?

— Посторонись!

— Выходить мешаете, гражданин!

Он изумлённо смотрел на толкавшихся людей. Сумки, коробки, орущие детишки, оторванные пуговицы и рукава. Как они все понимают друг друга! У них нет нужды в изящных искусствах. У них семейные дела. У них — протолкнуться бы, успеть бы, урвать бы…

— Я зарою мой талант в землю! — закричал он на весь автобус. — И вы будете рыдать, когда увидите его могилу! Держитесь же, людишки! Рвите на себе волосы, существа, лишённые полёта мысли! Готовьтесь к великой потере! Позже вы будете вспоминать и захлебнётесь слезами, потому что поймёте, что не успели распознать и расположить к себе замечательного человека! Вы затоптали талант! Душегубы!

— Посторонись, парень! Перебрал, что ли? Не мешай вылезать! — старикашка тащил лыжи. — Помог бы лучше. Что раскричался? Или ты артист? Роль учишь?

Он помог старикану.

— Мама, — донеслось сзади. — Мама, мне ботинок пальцы жёмит.