Катя Ткаченко: Ремонт человеков[Иллюзии любви и смерти]

Внутри моей левой груди уже все успокоилось, разве что немного покалывало, с холодком и даже приятно…

— Удачи! — сказал седой, закрывая за мной дверь.

— А почему человеков? — спросила я, не удержавшись.

— Было человека, — пробурчал седой, удерживая дверь приоткрытой, — только народ плохо шел, пришлось переделать…

— И что, лучше стало? — поинтересовалась я.

— Не жалуюсь, — ответил седой, закрывая дверь.

Я медленно шла в сторону центра по правой стороне улицы и думала о том, какая я, все таки, дура.

Дура в плаще и с сумочкой на плече.

И со странным кубиком, вбурившимся в мою левую грудь. Впившимся, присосавшимся, вползшим в нее, в ней исчезнувшим.

Имплантант.

Самоимплантант.

А я — дура.

Дура, вбившая себе в голову, что ее хотят убить.

Собственный муж, между прочим, как это не смешно, я все еще ношу на пальце кольцо.

Нормальные женщины имплантируют себе в грудь силикон. От этого грудь становится как на картинке. Хотя, скорее всего, это ненормальные женщины — сейчас ведь доказано, что все эти операции вредны для здоровья. Может быть рак груди и вместо картинки ты получишь дырку. Берут ножницы, чик–чик — и в картинке дырка.

Мне хотелось плакать, я чувствовала, как глаза превращаются в две щелки, из которых вот–вот, да хлынут слезы.

Дура шла по улице и плакала. В спину дуре бил ветер, дул ветер в спину дуре, дура шла вместе с ветром, дуру хотели убить.

Вопрос — за что?

Кубик в груди молчал по этому поводу. Пока молчал. Второй кубик лежал в коробочке, коробочка лежала в сумочке, сумочка была на ремешке, ремешок был на плече. Сумочку на ремешке придумала Коко Шанель, это я точно помню. Как и маленькие черные платья без рукавов. У меня тоже есть такое, висит дома, в шкафу, я давно его не надевала, потому что потолстела. Этому платью года три… Нет, меньше… Два с половиной, не больше…

Седой сказал, что я буду видеть и чувствовать, но не сказал мне главного: что делать, если мне это не понравится. Если станет чересчур противно и даже больно. Больше всего я не люблю, когда больно. И люблю одновременно. Но объяснять это я не хочу, даже самой себе…

Я дошла до перекрестка и остановилась на красный свет. Глаза хотели плакать, но не плакали. Глаза припухли, если я заплачу, то они покраснеют, если бы в сумочке были очки, то я бы их сейчас надела. Женщина в плаще, с сумочкой на плече и в темных очках. Но их не было, как не было их и дома: я их случайно разбила под Новый год, когда уронила на пол, убираясь перед приходом гостей. — Дура! — сказал он, — Ты хоть знаешь, сколько они стоят? — Тогда я заплакала и тогда я поняла, что он хочет меня убить.

Красный свет сменился зеленым, я быстра пошла на ту сторону, пытаясь вспомнить, есть ли у меня с собой еще деньги, или я все отдала седому. Можно было открыть сумочку и посмотреть, но не на ходу же это делать. Я дошла до тротуара, резко остановилась и открыла сумочку. Еще какие–то деньги были, совсем немного, но на очки, может быть, хватит. Хотя, скорее всего, что нет. На хорошие очки, приличные очки, нормальные очки, то есть, такие, какие у меня были и которые я разбила. Но все равно надо посмотреть, если хватит, то я куплю, если нет…

Для того, чтобы придумать, как пустить в дело второй кубик, мне надо успокоиться. Пока я знаю только один вариант: разыграть безумную любовную сцену, хотя это не сложно. Не сложно разыграть. Сложно другое: я боюсь его.

Наверное, я зациклилась на этой мысли, она вертится и вертится в голове, как и вторая постоянная мысль: я дура.

Дура, что вляпалась во все это.

Мне опять надо переходить улицу. И опять красный свет. Слишком много машин, они несутся, как оглашенные. Меня опять могут обрызгать, и мне опять придется идти к седому. В его уютный, комфортный туалет. Если бы я просто могла положить кубик дома в ванной на полочку, а он бы утром, бреясь перед работой, посмотрел на него и заинтересовался. Взял бы коробочку, открыл ее, достал кубик и приложил себе к левой груди. Прямо под соском. Или над. Но чтобы в стороне сердца, это главное — чтобы в стороне сердца, так говорил седой. Он любопытен, он может сделать это, если, конечно, заметит коробочку. Но надо наверняка, а я не знаю как…

Опять зеленый, я опять перехожу улицу. Мой самый любимый магазин. Как раз напротив.

Женщина в сумочкой через плечо переходит улицу.

Я перехожу улицу.

На зеленый свет.

У меня в левой груди поселился имплантант. Это не силикон, от силикона — говорят — может быть рак груди, хотя если бы я имплантировала себе силикон, то моя грудь стала бы как на картинке. Но я имплантировала себе маленький кубик, который вполз в меня как жук в норку. Маленький паучок, матовый жучок. Был матовым, потом стал прозрачным, а потом вообще исчез. Он сейчас во мне. Он во мне, я с ним, мы вместе идем в магазин, потому что мне нужны темные очки.