Андрей Матвеев - Indileto[роман в 22 уровнях]

Манго — Манго лежал на животе, как–то очень картинно раскинув руки. Он лежал на животе и не шевелился. Лапидус подошел ближе, его немного пугала наступившая тишина, в которой было слышно лишь биение его, Лапидуса, сердца.

Лапидус подошел к Манго — Манго и наклонился.

Манго — Манго лежал на животе, картинно раскинув руки. Его голова была размозжена и из нее все еще текла кровь. Манго — Манго лежал в луже собственной крови и уже никогда не мог бы сказать Лапидусу: — Эй, селянин!

И Лапидус, поняв это, не по–человечьи завыл.

Лапидус несся по шоссе в сторону Бурга.

Лапидус быстро–быстро передвигал ноги, хотя это были уже не ноги.

Лапидус несся по шоссе в сторону Бурга, загребая асфальт всеми своими четырьмя лапами.

Мощными, когтистыми, покрытыми серо–бурой шерстью четырьмя волчьими лапами.

Лапидус Лапидус, Люпус Лапидус, серый Лапидус, красный Лапидус, горный Лапидус, песчаный Лапидус, тундровый Лапидус, степной Лапидус, Люпус Лапидус, Лапидус Лапидус.

Шоссе неслось навстречу, по шоссе мчались утренние машины. При виде Лапидуса они тормозили и шарахались в стороны. Лапидус склабился, рычал и также быстро, почти прыжками, продвигался в сторону Бурга.

Сейчас Лапидус весь состоял из ненависти и злости. Ненависть и злость — вот что бежало по его венам, артериям и капиллярным сосудам и сосудикам, ненависть и злость — вот что заставило его встать на четвереньки, обрасти шерстью, осклабить полную желтовато–острых зубов пасть и понестись переходящей в галоп рысью в сторону Бурга.

Он почувствовал разливающуюся по венам ненависть в тот момент, когда беспомощно завыл в сторону восходящего солнца, наткнувшись на лежащий на животе труп Манго — Манго. Славного Манго — Манго, беспомощного Манго — Манго, загадочного Манго — Манго, лежащего сейчас на животе, с размозженной головой и широко раскинутыми руками.

Лапидус не думал о том, кто это сделал и почему. Лапидус просто ничего не соображал в этот момент и выл, выл в сторону восходящего солнца, чувствуя, как ненависть разливается по венам, а к ненависти добавляется злость.

А потом Лапидус упал на молодую июньскую траву рядом с телом Манго — Манго и заплакал.

Лапидус плакал и проклинал Бога.

— За что, — спрашивал Лапидус, — Боже, скажи, за что ты позволил им сделать это?

Бог не отвечал, впрочем, Лапидус давно уже понял, что Бог никогда ничего и никому не отвечает, на то он и Бог. И Лапидус перестал плакать и начал думать, что ему сейчас сделать.

Из ближайшей к обочине машины внезапно высунулся человек с чем–то черным и омерзительным в руках. Люпус Лапидус ухмыльнулся так, как это могут делать только волки. Люпус Лапидус прекрасно знал, что сейчас последует, но ему было не страшно, ему было даже смешно — наивный, он думает, что он сильнее, подумал Люпус Лапидус и прыгнул навстречу машине. Машина взвизгнула, что–то грохнуло, но его челюсти уже плотно сжались, зубы клацнули и впились в человеческую плоть. Мужчина заорал, Лапидус выплюнул откусанную руку и так же быстро, не останавливаясь, понесся дальше по шоссе в сторону Бурга.

А сделать надо было одно — для начала надо было похоронить Манго — Манго. Где–нибудь здесь же, на этой самой поляне, той поляне, по которой вчера они с Манго — Манго убегали от дурных автоматных выстрелов, той поляне, куда его — чуть раньше — привезла Эвелина на синей машине и в черных очках, о, Эвелина, отчего–то с тоской подумал Лапидус, вставая с травы и вновь смотря на беспомощно раскинувшего руки Манго — Манго.

Но для того, чтобы похоронить Манго — Манго, Лапидусу нужно было вырыть яму. А для того, чтобы вырыть яму, надо было найти лопату. Любую — большую, маленькую, острую, тупую, даже совковую, но лопату. На поляне лопаты не было и Лапидус пошел обратно на берег.

Еще из одной машины решили открыть стрельбу, но на этот раз Лапидус не стал останавливаться, ему было некогда, ему надо было скорее в Бург, только в Бурге он мог найти Эвелину, только Эвелина могла сказать ему правду — почему и отчего все получается так, как получается, и Лапидус, в очередной раз угрожающе рыкнув, почти полетел по воздуху, чувствуя, как ненависть и злость все гонят и гонят его вперед.

Берег был пуст, как и в тот момент, когда Лапидус выбрался на него из лодки, все еще болтающейся возле берега. Впрочем, она уже почти затонула, Лапидус взглянул в нее и заметил, что милые рыбки–пираньи плавают там, где еще какой–то час назад были его ноги. Пираньи были, а лопаты не было, как не было ее и нигде на берегу. Судя по солнцу, было около пяти утра, может, без пяти пять, может, без шести, а может, что и пять ноль шесть — в любом случае, что–то около пяти утра, но остававшиеся до восьми три часа уже не радовали.