Андрей Матвеев - Полуденные песни тритонов[книга меморуингов]

5. «Зачарованные».

А это, скорее всего, опять про Духа с Кенгой.

Они пришли в себя после «черного амфи» и попали под власть холмов.

Оказались ими зачарованы.

Как зачарован ими до сих пор я.

Хотя они сводят меня с ума, чего никогда не получалось ни у пустынь, ни у морей.

Потому что холмы — это действительно

НЕЧТО НЕВООБРАЗИМОЕ,

край, в котором обитают руфоны.

Руфонов же я придумал возле маленького фруктово–овощного рыночка, куда отправился за бананами и картошкой. Моложавая дама, стоящая впереди, попросила завешать ей лимонов. Так и сказала:

— Мне лимонов завесьте!

Когда она это сказала, то я внезапно ослышался.

Произошла абберация слуха.

— Мне руфонов завесьте!

Тогда и возник этот странный вопрос:

КТО ТАКИЕ РУФОНЫ?

Наверное, поэтому я и собрался написать роман, в котором смог бы найти на это ответ, но вот взялся за меморуинги, за свои «Полуденные песни тритонов», и напрочь забыл про руфонов.

Пока не пришла пора вспомнить про холмы.

Потому что холмы — это то самое место, к которому у меня пожизненная мистическая тяга. Даже больше.

Я хорошо знаю, что придет момент, когда меня уже не будет.

Как это ни грустно, но к тому времени давно уже не будет и моей собаки.

И вот там–то, в холмах, мы встретимся.

В стране «Run over the hills».

Мы будем идти навстречу друг другу, еще не зная, что произойдет через несколько минут.

Даже не идти — бежать.

Для него это привычно даже сейчас, хотя ему десятый год, а я вот подзабыл это ощущение безумной легкости, когда ноги сами сносят тебя по лестнице. Пусть даже порой мне это снится…

Но там, в стране холмов, он унюхает меня и залает, а я побегу ему навстречу, и вот, где–нибудь на перепутье, в ложбине, в распадке, у подножия очередного холма мы встретимся.

Чтобы больше никогда не расставаться.

СТРАНА ХОЛМОВ — ЭТО МЕСТО, ГДЕ МЫ ВСЕ КОГДА-НИБУДЬ ВСТРЕТИМСЯ…

Там я опять встречу дедушку с бабушкой, да и отчима, представлю им сэра Мартина — они ведь никогда не виделись, а потом попрошу прощения за то, что мы с ним должны отправиться дальше.

Искать руфонов.

Ведь зачем–то они мне привиделись еще тогда, при жизни, у маленького фруктово–овощного рыночка.

А код 05930, обнаруженный случайно в недописанном файле этого меморуинга, сделал свое дело: связал воедино некогда существовавшую в интернете страничку, посвященную выдуманной стране холмов и моей собаке, затем позволил каким–то странным образом перейти к напрочь выпавшему из памяти на долгие годы дурацкому советскому шпионскому роману, в котором один маленький мальчик прочитал поразившие его на всю жизнь строки гениального американского поэта, потом вдруг этот код вывел на воспоминания об очередном ненаписанном романе и заставил задуматься о таких вещах, думать о которых мне не доставляет никакого удовольствия, хотя я знаю одно:

все это действительно случится, но потом все мы встретимся.

Чтобы больше уже никогда не расставаться!

Но это будет настоящая, а не выдуманная, вот только от этого еще более загадочная и прекрасная

СТРАНА ХОЛМОВ.

Если бы не все это безумие, то моя жизнь могла сложиться совершенно иначе.

То есть, если бы я не услышал Beatles.

Это — первое.

А второе и более важное: если бы мне самому не пришла в голову гениальная идея взять в руки гитару.

Для определенного возраста идея совершенно нормальная и даже позитивная, если бы не одно НО:

она хороша только при наличии музыкального слуха,

КОТОРОГО У МЕНЯ НИКОГДА НЕ БЫЛО!

Выяснилось это еще в каком–то невероятно младенческом возрасте, когда матушка подсунула мне книжку «Осуждение Паганини». Я ее прочитал — под младенчеством тут надо понимать возраст лет так пяти/семи — и возжелал сам научиться виртуозно порхать смычком по струнам. Выслушав мои сбивчивые пожелания, матушка для начала решила проверить мне слух — у нее самой он тоже, между прочим, напрочь отсутствует — и выяснилось, что я пошел в нее.

АБСОЛЮТНО!

Ну и ладно, видимо подумал я, так как сколько–то лет совершенно спокойно существовал вне всяческого музыкального пространства. Намного больше меня волновали ползающие и плавающие твари, да еще, пожалуй, клубящиеся вокруг чуть ли не в воздухе женские тела.

Твари по тем моим годам были намного доступнее, поэтому вначале я занимался исключительно хитиновыми панцирями, а уже во Владивостоке переключился на очаровательный мир моллюсков: голожаберных, двухстворчатых и даже головоногих.