Андрей Матвеев - Случайные имена

Но ненадолго, ведь на часах уже без пяти двенадцать, а точность в отношениях с работодателями надо соблюдать, и Александр Сергеевич, съев в одиночестве свой завтрак, подходит к кабинету принцессы Вивиан, чувствуя облегчение от того, что боль отпустила и в то же время испытывая непонятную тяжесть в голове, да еще этот страх, что поселился в нем с самого утра, да этот шрам — но сколько можно говорить о том, что произошло, когда уже пора открыть дверь и предстать пред очи светлейшей герцогини Альворадо–младшей, очередной гвардеец салютует Александру Сергеевичу очередным палашом, дверь распахивается, и Вивиан Альворадо кратким кивком приветствует нового секретаря. И я впервые вижу принцессу Вивиан Альворадо.

И Александр Сергеевич Лепских располагается в своем секретарском кресле, открыв блокнот для записи и приготовив ручку с золотым пером, заправленную чернилами черного цвета.

И я слышу этот голос с низкой хрипотцой, который моментально начинает сводить меня с ума, ибо ведь точно так говорила моя жена Сюзанна, уготовившая мне столь странную судьбу.

И принцесса Вивиан начинает быстро диктовать Александру Сергеевичу письмо в департамент благодеяний, посвященное открытию еще одного благотворительного фонда, который она тоже решила взять под свой патронаж.

И Александр Лепских быстро чиркает золотым пером по голубоватым страничкам блокнота, оставляя на них тень от хрипловатого, низкого голоса принцессы.

И я понимаю, какое это счастье, не только слышать, но и видеть, и какая мне разница, что я нахожусь не в своем теле, а в чужом, хотя кто сказал, что оно чужое? Ведь это моя рука сейчас с уверенностью держит ручку с золотым пером, и это мое правое колено немного подрагивает от волнения, и это ко мне обращается с вопросом герцогиня Вивиан, вопросом, на который Александр Сергеевич отвечает без промедления.

— Да, — говорит Александр Сергеевич, — да, ваша светлость, я все сделаю немедленно!

Герцогиня (принцесса) Вивиан встает с кресла и уходит во внутренние покои, а Александр Сергеевич, отчего–то с мрачным видом, начинает исполнять поручение принцессы, которое состоит в том, что как можно быстрее необходимо подготовить все для отъезда в Тапробану, ибо Вивиан решила ехать сегодня, после обеда. Чем обусловлена эта спешка — нам с Алехандро знать не надо. Не положено. Так хочет их светлость. Ехать сегодня после обеда, все должно быть готово, все вещи собраны и погружены в машину.

Я тоже поеду в Тапробану. Отныне я буду везде сопровождать Александра Сергеевича и принцессу (герцогиню) Вивиан. Я тоже Александр Сергеевич и я буду сопровождать другого Александра Сергеевича, может именно этого и хотел мой повелитель. Тот самый, который заставил Сюзанну разрядить в меня револьвер крупного калибра. Тот самый, который оставил хорошо заметный шрам на моем левом запястье. Тот самый, которого я никогда не видел, но о существовании которого всегда знал. Что есть Бог и что есть Дьявол, спросил как–то раз сам себя князь Фридрих Штаудоферийский. И не ответил, ибо ответа на этот вопрос не существует. Сейчас я хорошо знаю это, ведь мне были представлены все доказательства, только не надо спрашивать, в чем они — каждый понимает в меру своего разумения, мое же дело — помочь Александру Сергеевичу‑2 быстрее собрать вещи и вызвать машину к подъезду. Большой, бронированный кабриолет с форсированным двигателем и съемной крышей, крышу необходимо снять, таково непременное условие, ибо принцесса хочет любоваться пейзажами по всей протяженности дороги Элджернон — Тапробана, что же, крышу снимают, да и вещи уже погружены во вместительный багажник, вещи Вивиан, вещи Алехандро, единственный, кто путешествует налегке, это я, но и ведь меня, в каком–то смысле, не существует, хотя это опять же — вопрос, но задавать его не стоит, ибо всегда печально узнать, что на какой–то вопрос нет ответа, как нет ответа на вопрос, что есть Бог и что есть Дьявол, а принцесса Вивиан уже садится рядом с Алехандро на заднее сидение большого бронированного кабриолета с открытым верхом, обольстительная, прекрасная, загадочная и неземная Вивиан, я чувствую ее свежее и возбужденное предстоящей дорогой дыхание, Александр Сергеевич, мой незадачливый собрат, опять смущается, но чему, хочется спросить мне его, конечно, он влюблен в Вивиан, хотя прекрасно знает, что она не больше, чем миф, а как можно любить миф, вновь хочется задать вопрос, но я молчу, я обещал молчать, а свои слова я привык сдерживать. Вивиан начинает беспричинно смеяться, поднимает руки, снимает повязку, придерживающую густую кипу темно–каштановых волос, волосы падают на плечи, Вивиан потягивается всем телом, и я чувствую, как болезненно напрягается плоть Алехандро, но ведь это чудо, думаю я, понимая, что постепенно его плоть становится моей и — кто знает, но ведь все возможно! — вдруг, да окажется так, что я еще буду благодарить Сюзанну за этот неуместный выстрел, ведь совсем не она должна была держать в руке черную грохочущую игрушку, но оставим в покое Сюзанну, как забудем и К., новый расклад, новые правила игры, Вивиан волнуется и требует, чтобы Алехандро пошел и позвал шофера, мы вылезаем из кабриолета, мне начинает нравиться эта новая роль, ведь зрение, слух, осязание и прочие подобные штуки потихоньку вернулись ко мне, я в восторге от того, что подошвы Александра Сергеевича‑2, новые, кожаные подошвы его, лишь вчера купленных на бульваре Синдереллы, мокасинов уверенно и властно попирают (как тут не отметить инфернальную мощь этого слова?) розоватый речной песок той самой дорожки, по которой мы с ним отправились на поиски шофера, хорошо вновь ощущать под ногами землю, хорошо чувствовать, что ты — пусть и в чужом теле, но жив, и даже молчание не тяготит меня, Вивиан, перегнувшись на переднее сидение, нажимает клаксон, и звонкий гудок нарушает уединенный покой дворцового парка, куда же подевался шофер, недоумевает А. С. Лепских и внезапно натыкается на упомянутого субъекта, тихо дремлющего в тени большого, багровостволого дерева Кристофер (ударение на предпоследний слог).