— Что с тобой? — поинтересовался Фарт, когда за Вивиан закрылась дверь, ведущая из залы во внутренние покои.
— Не знаю, — честно ответил Алехандро, — но меня как прорвало…
— Бей на жалость! — грозно заявил Фарт.
— Хорошо, — покорно согласился Алехандро, сделав глоток действительно очень вкусного чая и подумав, что нечего ему было тащиться во дворец, ибо ничего–то он здесь не выходит, да и кто он такой, в конце концов, чтобы помогала ему сама младшая герцогиня Альворадо, ставшая еще более нездешней и недоступной за те считанные минуты, что они провели вместе, вот тут она сидела за столиком, одетая лишь в легкое утреннее дезабилье. Александру Сергеевичу безумно нравится перекатывать это слово во рту, лаская его небом, кончиком языка, чуть прикусывая зубами, пробуя на вкус, замечательное такое слово, как замечательна и сама принцесса Вивиан, вновь впорхнувшая в залу как раз на этой самой минуте, но уже одетая в строгий деловой костюм, волосы перехвачены лентой, походка стремительна и весь вид ее выражает озабоченность судьбами державы, по крайней мере, именно так думает Александр Сергеевич, но Вивиан садится обратно в кресло, закуривает тонкую сигаретку, изъятую непосредственно на глазах визитеров из ручной работы портсигара непонятного материала и странной работы и просит вдруг Александра Лепских рассказать о своей былой жизни. И надо сказать, что это предложение не привело Александра Сергеевича в восторг.
Да и действительно: что рассказать и как, да и надо ли пускаться в излишние подробности, господи, думает Алехандро, ну зачем я пришел сюда, в эту прекрасную дворцовую залу, мыл бы лучше посуду на кухне у дядюшки Го, как и собирался вначале, так нет, принесла нелегкая, и какая мне Тапробана, кто туда пустит?
— Хорошо, — говорит, наконец, Вивиан, выслушав ненужные подробности о Катерине Альфредовне, Феликсе Ивановиче, премии Крюгера и прочих, уже известных читателю вещах, — хорошо, — вновь говорит Вивиан, а потом начинает смеяться, причем долго и заразительно, а отсмеявшись и вновь закурив тонкую сигаретку, изъятую все из того же портсигара, обращается непонятно к кому: — Ну и бред же все это!
— Бред? — обижается Алехандро Лепских, окончательно убедившись, что сюда, во дворец, в это чудесное утро элджернонского понедельника, принесла его самая натуральная нелегкая. — А почему бред?
Вивиан молча смотрит на г-на Лепских, Вивиан перестает улыбаться, лицо ее становится капризным и Александр Сергеевич понимает, что свалял дурака, ибо кто так говорит с пусть младшими, но представительницами правящей династии, так и в крепость загреметь можно, позвонит сейчас Вивиан в маленький серебряный колокольчик, стоящий тут же, на столе, чуть наискосок, если смотреть в направлении портсигара, войдет уже возникавший рослый и статный гвардеец, отсалютует палашом и возьмет Александра Лепских за шкирку, возьмет да отведет черт знает куда, вот и свобода тебе, думает Александр Сергеевич, вот и попал в тот мир, куда — если верить себе и автору — стремился, а впрочем, зачем?
Но не хватает Александру Сергеевичу времени, чтобы предаться размышлениям о том, почему же он оказался именно в Дзаросе, а не, скажем, в какой–нибудь Зембле или Забрендии, куда ведь тоже попадали люди и даже есть об этом свидетельства. Вивиан Альворадо обращается к нему необыкновенно–мягким, воистину бархатисто- соблазнительным (Боже, что тут произошло с нашим Алехандро!) тоном и просит его не сердиться на ее реакцию, ибо она «смешлива до чертиков, ну как ребенок, понимаете?»
— Понимаю, — говорит Александр Сергеевич и слушает продолжение фразы, откуда вдруг вылавливает нечто такое, что заставляет его внезапно собраться и даже сесть в кресло поглубже, а если обойтись без излишне–сложных синтаксических конструкций, то надо сказать, что Вивиан Альворадо совершенно неожиданно сделала Александру Сергеевичу Лепских предложение стать ее секретарем с окладом тысяча реалов в месяц, что, отметим, очень приличная сумма, учитывая, опять же, дешевизну житья при дворе правящей фамилии, а так же и то, что буквально днями сама Вивиан собирается отбыть на месяц (это минимум) в Тапробану, где жизнь намного дешевле, чем в столице, ну так что, соглашаетесь? — А почему именно я? — спрашивает совершенно ошарашенный Александр Сергеевич, бросая взгляд на давно уже забытого нами Фарта, который все это время молча сидит в отведенном ему кресле и боится попросить разрешения закурить свою любимую сигару, Фарт подтягивает, будто говоря: «Да соглашайся же, дурень!» — но дурень снова повторяет свой вопрос и Вивиан Альворадо, пристально глядя в лицо ошарашенному Алехандро, отвечает четко и ясно, называя те три причины, по которым Алехандро может стать ее секретарем:
Читать дальше