Андрей Матвеев - Случайные имена

— А что в этом великолепного? — поинтересовался вдруг Фарт, но дядюшка Го отмахнулся, и Александр Сергеевич продолжил, хотя мало что мог еще добавить, ибо и Феликс Иванович Штампль успел к этому моменту посетить ресторан гостиницы «Золотой берег», продемонстрировав всем присутствующим парочку мрачновато- окровавленных клыков, и Катерина Альфредовна, прошелестев платьем, отбыла восвояси, да даже и приятель, тот, что серо–замшевый, сыграл с Алехандро партию в го прямо за столиком, чем вызвал неподдельный интерес со стороны Фарта, уже разобравшегося, что го это есть скруж, а скруж, соответственно, го и поинтересовавшегося наконец (доска сложена, да и фишки/кубики убраны с глаз долой), что умеет Александр Сергеевич делать еще, кроме преподавания литературы средних веков и — соответственно — изучения эстетических интерпретаций образа дьявола в литературе того мира, в котором Фарт, равно, как и дядюшка Го, так же, между прочим, отметивший мастерство серо–замшевого, как даже сама светлейшая герцогиня Стефания (тут Фарт вдруг закрыл глаза, как бы произнося про себя молитву) никогда не бывали, да и не будут, ну что, продолжал он допытывать г-на Лепских, и г-н Лепских вынужден был коротко ответить:

— Ничего!

И тут за столом повисла пауза (маленькая радуга, накрывшая собой мисочки и тарелочки, уже опустевшие и потерявшие всю свою привлекательность), а потом дядюшка Го сказал:

— Фартик, а у меня тоже есть идея!

— Какая же? — спросил расстроенный Фарт.

И дядюшка Го поведал, что намедни (то есть третьего дня, то есть буквально накануне явления Александра Сергеевича в их хмурую элджернонскую осень) он прочитал в «Элджернонской хронике», что вновь открываемый Тапробанский университет, закрытый в свое время узурпаторами, объявляет конкурсный набор преподавателей на несколько отделений, включая и отделение словесности, где отбор, между прочим, будет вести сам Себастьян Альворадо, знаменитый наш писатель (да, если Александр еще не читал его бестселлер «У бездомных нет дома», то он просто должен его прочитать, это прекрасная, более того, это воистину великая книга, не так ли, Фарт? Фарт книги не читал, но на всякий случай согласился) и сын правящей герцогини Стефании (тут уже дядюшка Го на мгновение закрыл глаза, как бы произнося про себя молитву), и почему бы их новому другу не рискнуть и не подать прошение о зачислении в штат отделения словесности Тапробанского университета, ведь жить на что–то надо, а вернуться назад, как понял дядюшка Го, г-ну Алехандро будет более, чем затруднительно, ну так как идея?

— Хороша! — сказал Фарт, восторженно переводя взгляд с дядюшки Го на Александра и с Александра на дядюшку Го.

— Хороша–то хороша, — грустно вымолвил Алехандро, — только из нее ничего не выйдет…

— Почему? — в один голос воскликнули Фарт и дядюшка Го.

— Так ведь я ни бельмеса, что называется, в вашей словесности, ведь я и про Дзарос лишь только утром хоть что–то узнал, мне самому учиться надо, а не учить… — И Алехандро все так же грустно покачал головой, будто говоря: нет уж, куда мне в Тапробанский университет, мне бы чего попроще, тарелки мыть на кухне у дядюшки Го, что ли?

— Это не страшно, — сказал ему дядюшка Го, — словесность — она везде словесность, так отчего бы не рискнуть, а, Фартик? — И он вновь обернулся к племяннику, как бы ища у того поддержки, которую, соответственно, и нашел, ибо Фарт тоже подтвердил, что надо рисковать, кто не рискует — тот не выигрывает, а не выиграв, не попьешь шампанского, шампанское же в Тапробане знаменитое, не хуже сигар, кстати, Алехандро, хочешь еще штучку? Бери, не стесняйся, меня этим делом в казарме снабжают после каждого дежурства, видишь, и в нашей службе есть что–то приятное, ну так что, соглашается Алехандро с планом дядюшки Го?

И было бы очень странно, если бы Алехандро не согласился, ведь тогда сюжет в очередной раз встал бы на дыбы, пошел по новому руслу (тоже мне, Желтая река!), а сколько можно испытывать терпение автора и выносливость читателя, так что Александр Сергеевич, еще немного покобенившись, соглашается, и они тут же, прямо за ресторанным столиком (мисочки–тарелочки давно убраны, на их месте славненько дымятся три аккуратненькие чашечки с кофе, да имеется еще и блюдце с воздушными миндальными пирожными, прекрасный кондитер, кстати говоря, работает в «Золотом береге», а миндальные пирожные — его конек!), вырабатывают план действий, который гласит, что за уик–энд (еще начало субботы, так что до воскресного вечера времени хватит) А. С. Лепских усиленно постигает все, что возможно из области дзаросской словесности, а в понедельник утром, с готовым прошением (составить его поможет дядюшка Го), он (в сопровождении или Фарта, или дядюшки Го) отправится во дворец, где и подаст его в департамент знаний и учебных заведений, за необходимыми книгами Фарт съездит в библиотеку, а Алехандро, если захочет, может его сопровождать, кабриолет дядюшки Го на ходу, много времени это не займет, да заодно и к Соне заедут, знаешь ведь Соню, Фартик? Она девочка умная, может, что и подскажет, а красавица! — и тут дядюшка Го замолк, и можно было бы закончить главу, совместив с началом, то есть сказать, что внезапно (и случайно) возникшая Соня была точь–в–точь похожа на предутреннее видение Александра, но Соня (еще одна племянница дядюшки Го, только с другой стороны, вот и ломайте голову, как это), хотя и была красавицей, ничем не походила на фею из сна г-на Лепских, а походила на нее… но незачем пока будить сладко спящих демонов, ибо младшая герцогиня Альворадо, пышноволосая и хрупкая Вивиан, еще только открывает свои заспанные, дымчатые (это тоже со сна) глаза, хотя надо отметить, что ее кабриолет уже стоит на дворе, и вскоре он выедет в открытые ворота дворца, минует проспект имени покойного отца Вивиан, герцога Рикардо, свернет на улицу Свободы, доберется до площади Клерамбо (не все ли равно, кто это такой?), а на самом выезде с площади, при пересечении с улицей Микелон (то же объяснение, что и в предыдущих скобках), шофер Вивиан зазевается и невзначай наедет на замшело–древнюю колымагу, за рулем которой сидит наш знакомец Фарт, а с ним рядом, довольно попыхивая тапробанской сигарой, изучает в открытое (несмотря на мелко моросящий дождь) окошко местные достопримечательности некий филолог–медиевист, еще не знающий, чем грозит ему рассерженный вопль Фарта, внезапно перешедший в заискивающе–заикающийся говорок отчаянно пересыхающего ручья. Александр Сергеевич выглядывает наружу и застывает, ошарашенный, ибо, находясь в гневе, Вивиан Альворадо еще прелестнее, чем это показалось Алехандро утром, когда он так боялся проснуться, ибо бывают видения, потерять которые столь же страшно, как собственную жизнь!