Юрий Хвалев: Анисовая водка для поющих бабуль

Он взял со столика рекламную газету. Правда, пришлось переложить в обратном порядке саблевидный тесак, верёвку и мыло, ампулу и шприц, — недурной комплект на тот свет, правда? а также штопор, непонятно как сюда затесавшийся. Конечно, если пораскинуть мозгами, его можно легко вкрутить в извилины, что, в конце концов, будет смотреться оригинально. Но только не сейчас. Поэтому дирижёр ещё раз озвучил обведённую жёлтым фломастером рекламу, где чёрным по белому было написано: «Срочно требуется дирижёр по русскому фольклору». Уверенность улетучила остатки сна. Сегодня в девять он как никогда будет кому–то нужен, правда, русский фольклор и его фамилия Кац, по матери, вызывала недоумение у русских фольклористов. Но по отцу–то он был Бобров! Правда, недолго был, ещё в младенчестве. Потому что любимый папаша продержался в браке ровно год, а потом затерялся на стройках коммунизма. Мама, недолго думая, вернула девичью фамилию.

По утрам дирижёр проводил небольшой аутотренинг. Для более проникновенных мыслей он стоял перед зеркалом, естественно, в чём мать родила, и волнообразно себя накручивал. Но сегодня, как, впрочем, и вчера, а так же позавчера, ничего не получалось, не хватало золотой середины. Когда фокус зрачка упирался в середину туловища и фиксировал мужское начало, светлая мысль исчезала, её накрывала блудливая, будто король был нежданно атакован тузом.

«Дурак дураком ты Александр Сергеевич и уши у тебя холодные», — подумал неудачник и пошёл одеваться.

Он уже шёл по городу, а зеркало, создавая иллюзию ожидания, всё ещё хранило отражение его голого тела, будто Адам ожидал Еву. Ждал, но так и не дождался. Зеркало ещё не научилось хранить чувства, поэтому изображение постепенно исчезло.

К русскому ресторану дирижёр подошёл без малого девять, и сразу оказался в неловком положении, потому что на двери увидел табличку «Учёт». Но делать было нечего, и он постучался.

— Вам чего, вашу мать?! — услышал он позади себя. — А–а–а?

От неожиданности дирижёр икнул, хорошая примета, тем более, когда тебя вспоминают. А его действительно вспоминали, причём хорошими словами.

— Я, собственно, ы… — он повернулся и увидел крупного мужчину в белом колпаке. — Дирижёр, ы…

— Выпейте, — попросил шеф–повар и протянул дирижёру блестящую фляжку.

Выпив от волнения в один глоток, дирижёр выдохнул:

— Фу–у–у, водка?!

— Анисовая.

— Кх–х–х!

— Пойдёмте, вас ждут.

У чёрного входа разношёрстный коллектив, одетый в русские национальные наряды грузил в автобус коробки. На фоне церкви наряды смотрелись великолепно, но слишком анахронично, потому что святыня относилась к новоделу и исторической ценности, естественно, не представляла.

— Командор! — позвал шеф–повар.

Пока дирижёр волновался, к нему подошёл статный мужчина, одетый в узорную однорядку, который находился, судя по лучезарной улыбке, в приподнятом настроении.

— Вот, дирижёр, — представил шеф–повар.

— Отлично! — воскликнул командор. — Как вас зовут?

Дирижёр протянул паспорт.

— Что это?

— Паспорт.

— Паспорт? Зачем?

— Ну, я думал, вы сами посмотрите. Имя. Отчество. Фамилию. Прописку.

— Так вы специалист или нет?

— Да. Да, конечно. В русском фольклоре я специалист!

— Я вас беру, пойдёмте.

— Меня зовут Александр Сергеевич. Александр Сергеевич я, — семеня за командором, дирижёра словно перемкнуло. — Александр Сергеевич. Я…

На эти возгласы обратили внимания. Политтехнологу, который стоял немного в стороне, засунув руки в дорогой кафтан, даже показалось, что после таких дифирамб: Александр Сергеевич! Александр Сергеевич! будет добавлено Пушкин, «Стихи о советском паспорте». (Политтехнолог всегда путал великих поэтов).

— Лев, — сказал по–дружески командор. — Знакомься, твой дирижёр.

Знаток русского фольклора, разгорячившись алкоголем, категорично протянул руку.

— Александр Сергеевич, м–м–м, если хотите Саша.

— Шурик, хи–хи, — хихикнула миловидная девица в роскошном кокошнике. — Конечно, хотим.

— Лаура перестань фамильярничать, — протягиваю руку, осадил её политтехнолог. — Бобров Лев Львович.

— Как?! — воскликнул дирижёр, хватаясь за сердце, которое подпрыгнуло, словно на кочке.

— Если хотите Лев.

— Хочу… — произнёс шёпотом дирижёр, а сам подумал: «Не хочу, чтоб ты был Бобровым».