Владимир Топилин - Тропа бабьих слез

– Иди ж ты, малый, ко мне!.. Это каков же ты будешь? Чей мужик растет?.. Ну неужто сам Мурзин-младший? Во как! Это ж ты когда успел вырасти?! Ну же, иди ближе, что-то дам…

Пацан к нему тянется, хитро смотрит на громадного дядю низу вверх, будто не понимает:

– Что, дядя Гриша?

Гришка нарочито тянет время, улыбается, медленно шуршит рукой в котомке, таинственно цокает языком и, наконец-то, вытаскивает полную горсть конфет да печенья. Малый от угощения едва дыханием не заходится, счастлив, шапку подставляет, у ног вьется. Горсть Гришкиных лакомств как раз в детский головной убор вмещается. Пацан не знает, что делать, куда сладости девать, собаки вокруг крутятся. Гришка легко поднимает малого на руки, шагает дальше:

– А что, отец-то дома?

– Тятя тебя в гости звал! – торопливо отвечает малый. – Мамка пирогов напекла… бабка корову доит… дед трубку курит… Наська дрыхнет… Васька пошел за глухарями…

Гришка нарочито хмурит брови, оценивающее смотрит на дитя:

– Ну ж ты, поди! А что же Наська дрыхнет?

– Так, она еще маленькая! Ей только три года… А мне уже целых восемь! – гордо отвечает малый, заталкивая в рот медовый пряник.

– А Ваське сколько же тогда?

– У-у-у!.. Васька у нас уже здоровый! – едва ворочая языком от пряника, отвечает тот. – Он уже выше ружья! Вот настолечко, – показал пальцами размер со спичечный коробок. – Дед ему свою фузею дал, потому как сказал: ты уже вырос… так вот он на ток и поперся, – обиженно скривил губы, – а меня не взял…

– Что же так, не взял? – хохочет Гришка.

– Говорит, маленький… я вот вырасту, пойду за зверем!.. Его тоже не возьму…

Гришка доволен, теребит пацана за чуб, твердо переставляет ноги:

– Говоришь, тятя звал?.. Ну, так, пойдем к вам!

Пока большой да малый идут к дому Мурзиных, рядом собралась куча ребятишек. Гришка всех угостил из своей котомки, никого не обидел! Как подошли к воротам, дети наперебой голосят:

– Дядя Гриша, нарты тащить?

Тот нехотя машет медвежьей рукой:

– Тащите… – и неторопливо вваливается в староверческую избу.

Пока Гришка заседает в хате Мурзиных, гурьба ребятишек терпеливо дожидаются, когда дядя Гриша из дома вывалится. Они его тут же на нарты, на медвежью шкуру укладывают и везут через весь поселок по улице к своему дому. Хмельной Гришка, как барин, песни мычит, шутит, да ногами дрыгает, помогает ехать. А как доедет до дома, облапит детвору, да в дом ковыляет, спать. В избе тепло, детвора печь заблаговременно истопила, девчонки малы есть наварили, полы подмели. Гришка благодарит всех, широко блестит рядами белых, здоровых зубов, валится на кровать и затихает. Когда все уходят, стонет Гришка как раненый зверь так, что стены гудят. Плачет здоровый мужик, когда никто не видит, не слышит. Тяжело Гришке одному в пустой избе жить.

Наутро все повторяется снова. Ходит Гришка по друзьям-товарищам, каждый день в другой дом, никого не забывает. Никто его никогда не выгоняет, все рады. Не часто Гришка в гости так приходит, раз в год. Мужики уважают его, потому что он никогда никому ни в чем не отказывает. Женщины в голове не держат мысли выгнать прочь, знают, что такое одиночество.

Была когда-то у Гришки семья: отец, мать, жена, дом, хозяйство, все, как полагается. Крепкий, кедровый пятистенок на берегу Казыра виден издалека. Свой дом рубил Гришка основательно, три года, собираясь прожить долгую, счастливую жизнь. В первое лето заготовил лес, на второй сезон поставил стены под крышу, и лишь на третью осень, к Покрову, вошел с молодой супругой Глафирой за невысокий, широкий порог. Стал жить молодой охотник праведной жизнью: себе в дом нес, но и других не забывал. Что возьмет в тайге соболятник, все в дело пускал и с соседями делился, чем мог.

Однако не сложилась у Гришки жизнь. Может, этому послужил слишком добрый характер парня: не любят жители глухих, таежных, староверческих поселков, чтобы среди них кто-то отличался. Или виной тому стал дурной сглаз местных колдовок, ревновавших Глафиру к своим дочерям. На третий год после шумной свадьбы Григория и Глафиры в тайге потерялся отец Николай. Пошел старый таежник с товарищем за Пайдабу (Священный перевал) желтый металл искать, да и сгинул с концами. Долго искал Григорий с товарищами родной след, нашел место, где старатели мыли золото, какие-то мелкие вещи, а более ничего. Исчезли мужики, как старый дым затухающего костра. Может, седой зверь тела по косточкам растащил, или росомаха плоть изгрызла. И все же опытным глазом по брошенным в шурфе лопате да заступу понял Гришка, что отца и друга его убили злые люди. Николай не имел привычки бросать в грязи и сырости инструмент, выкидывал его наверх даже тогда, когда выходил на обед.