Евгений Биктимиркин - Интроверт

Я помню даже перед тем, как отправиться в какой–нибудь трип психотропного вещества, я специально по полдня смотрел на какие–то схожие картины. Но эти картины я больше не встречал.

Новый год прошёл обыкновенно. Даже более обыкновенно, чем обычно. Просто проскользнул, в прокуренной темной комнате. Правда, от несовместимости кодеина с чем–то, на меня навалился жуткий приступ боли, которая накатывала волнами. Волны четыре–пять я, как мальчишка, думал, что сейчас пройдёт, но мне было как–то не охота тратить энергию, и я просто засунул пару пальцев в рот. Кстати, после этого я почувствовал себя, ну не знаю, мужчиной, что ли, или просто волевой личностью. Я никогда этого не делал, но всегда думал, хватит ли мне духу на это в тот момент, когда это действительно понадобится. Перебарывал приступы рвоты с десятки раз. Да, в принципе, можно сказать, каждый день с ними в какой–то мере борюсь. А вот такое — в первый раз. Да, в общем, пофиг.

Новый год для меня всегда был в первую очередь ночью, в которую можно не спать, и нужно как можно сильнее убиться, желательно до состояния размороженного фарша. Сам переход из одного года в другой я не считал чем–то священным и незыблемым. Ведь мы с людьми не меняемся жизнями и телами в этот момент, а продолжаем ту жизнь, которую вели многие годы до этого. Думаю, даже самый щедрый дед мороз не подарил никому новую жизнь. «А зачем же? Ведь ты её будешь ценить, только если сам её такою сделаешь». «Ну ты, давай, дядь, сначала сделай, а у костерка с папиросой на кортах посидеть и пофилосовствоствовать — дело не хитрое — всегда успеем». Да, в общем, и тут пофиг.

Ради приличия нас попросили украсить холл и свою палату. Кое–где висели оставшиеся с незапамятных времён старые и самопальные «украшения». В центральной комнате натуральная ёлка. В доме у меня даже искусственную уже несколько лет не ставили. Если бы мама не напоминала, мы бы квартиру и не украшали вовсе — замечали бы уже в январе, в лучшем случае. Ну да ладно. Персонал праздник отмечал здесь, а второго числа посменно уезжали к семьям. Хотя, на самом деле, то уехали почти все. Странно, даже нефтяников вряд ли отпустят домой на новый год, а этих — запросто. Вообще, лояльно настроено начальство, радует это. Ну, «радует» — это, конечно, сильно сказано, ну неплохо, в принципе.

Это создало прецедент. Мы намотали на ус. Возможно даже, их не будет все рождественские каникулы. Раньше я пробормотал: «Да что толку?», а сейчас скажу: «Посмотрим, что мы с этого поимеем».

Странное дело. То во мне рождается какая–то мысль, или даже принцип, по которому можно чуть ли не прожить всю жизнь, и уже через пять минут я выбрасываю её в помойное ведро. Всегда была смешна эта фраза. Возможно, это из–за пренебрежения моих ценностей другими людьми в прошлом. «Ах да, как же приятно почувствовать себя мучеником». Да нет, вообще–то, мне — нет. Возможно, это просто идёт бесконечный, подобный машине, ускоренный перебор нужных правил, которыми можно пользоваться в течение жизни. Возможно, это потому что я хочу выделить абсолютную истину — квинтэссенцию мудрости, универсальный закон, который был бы неоспорим даже самым наглым невеждой, и по которому бы вышло так, что не я родился с даром, а я просто своим трудом его в себе развил. Всегда мне было неприятно, когда я понимал, что кто–то родился, или мог родиться с большим преимуществом, и всегда хотелось сказать человеку, что не я такой родился, а просто стал таким после усердного труда. Мало того, должен быть какой–то способ, словно заклинание, написанное на свитке, или лекция по основам электричества, которые можно было бы считать абсолютными и всеобъемлющими.

Так вот в весьма странных консистенциях во мне смешались два ощущения. Жизнь, как годы, и жизнь, как опыт. Опыт для имения права выкладывать свои суждения и делать серьёзный вид при этом, опыт для спутницы жизни, опыт для гордости от прожитой жизни. Я заметил, что люди теперь слушают меня немного охотнее и чуть чаще соглашаются со мной или, во всяком случае, держат свой трусливый язык за своими гнилыми зубами. Скажем так, я заслужил это, я хотел этого, и так будет продолжаться. «С каждым днём, в каждом отношении я становлюсь всё лучше, лучше и лучше», как говорилось в кое–каком обучающем курсе. Я уяснил, что, сколько бы человек ни знал — это нисколько не гарантирует, что хотя бы половина слушающих его поддержит. А ведь я должен задуматься о том, что нужно и дорого им. Но тут и возникает довольно ясный и прочный мужицкий ответ: «Мне насрать, чего они хотят, знают ли они сами, чего хотят, и хотят ли они вообще чего–либо. Они обязаны сделать так, как хочу я».