— Вот шеф — такая у него база, что позавидуешь! — сказал Мухачев, когда они с Николаем прощались у автобусной остановки. — Как женюсь, мать свою позову жить у нас, детей будет много… Нет, честное слово, пригласи вот сейчас меня майор — ни за что бы не согласился!
Вот когда ясно почувствовал Гнилой: жареным пахнет для него в Двуречье. Переполошилась и здесь уголовка, ищут его — дураку понятно, — вон ведь как загорелись глазки у лейтенантишки на барахолке! И Слоненок засыпался, дома у него был обыск — Валька чуть сам вторично в лапы милиции не угодил: под вечер вознамерился навестить кореша (чтоб ему околеть!) через лаз со стороны огорода, а по двору милиция тычется, Дашка с ними препирается. Когда уехали, он побеседовал с ней и даже ночевать остался на своем старом месте, на чердаке. Пока со Слоненком расчухаются, самое надежное место!
Дашка за ночевку сразу сотню рублей содрала: «Я теперь женщина одинокая, с дитем, мне чего-то жрать надо!» Наверное, вдвое больше запросила бы, согласись он с ней в доме побыть ночь, — знает он таких оборотистых профур, пока платишь — хозяин, перестал — никто. Слоненок для Дашки теперь никто, бессребреник. Вытянуть же у ней хоть рубль назад можно лишь тогда, когда взамен протянешь трешку. Нет, она не выдаст (да уголовка и не платит никому!), но вот Слоненок… Везде опасно. Хорошо, что нашлась крыша понадежней — контора зеленхоза: сторожа нет, сотрудники приходят к девяти. Спит Гнилой прямо в кабинете, на двери которого табличка, что «участковый уполномоченный принимает граждан в первый и последний четверг каждого месяца от 20 до 21 часу 30 минут».
Тревожно спит Валька: брех городских собак, писк потревоженных чем-то птах в садике у конторы — все его будит, и тогда наступают ненавистные минуты раздумий. Куда ехать дальше? Что делать? Неужели конец?! Ведь ничего хорошего еще в жизни и не было — так, грязь, кровь, злость… Неужели никогда не будет? Даже известный ему отрезок жизни Слоненка кажется подобием настоящего счастья: была у него Дашка, сопливый пацаненок, заботы по дому, из-за которых он вечно ругался с Дашкой, увиливал. Сам покой в обилии таких простых мелочей, какие можно делать, а можно не делать, но они есть всегда, как только проснешься. Зато нет того, от чего не уснуть.
Или вот несколько дней ходил Гнилой за подружкой чуть не сцапавшего его на барахолке участкового — хороша, как ни посмотри! Он выслеживал таких и брал свое силой, а почему б с какой-нибудь не по-хорошему? Неужели нет для него ни одной на всем свете? Тогда к чертовой матери всех и все! Но как несправедливо он слаб и немощен сейчас и почти что безоружен… С пацаном Ленькой и то не знает, как поступить. Увидев его на толкучке, Валька не на шутку разозлился:
— Ты опять меня не слушаешь, кореш? Чей хлам?
— Да пацаны!.. — промямлил Ленька.
— Что им надо за эту железку?
— Двести…
— На, возьми деньги, отдай, и чтоб я!.. — договорить Гнилому уже не пришлось — появились те двое.
Конечно, нет худа без добра: хоть знает теперь наверняка, что его здесь ищут. Но удержит ли страх за мать этого щенка на сей раз, неизвестно. Вот и думай, как поступить: оставишь — совсем бояться перестанет, кокнешь — патрон себе дороже. Конечно, можно просто придушить гаденыша, маменькина сынка — эдак оплести пальцами его гусиное горлышко, тихонечко нажать… Хрястнут поди и порвутся молодые косточки, как зубья у пластмассовой расчески! Так явно представил все это Гнилой, что больно стало рукам, намертво стиснувшим одна другую.
Еще бы и Слоненка таким же способом, без кровищи, прибрать к чертям собачьим. Пробраться бы как-нибудь в саму тюрьму — вот бы в штаны наделал, гад, ведь ясно, что уже успел продаться, заложить его. Как же! Тут он был в авторитете, никто ничего не знал, воровал, и то по великим праздникам, пригрелся под Дашкиной горой сала, тварь! А тут я заявился, понял его политику, подначивал, вот он и попер на рожон. Удивительно, если б Слоненок не влип в воскресенье на барахолке — в эти дни всегда тихарей полно. Кого сейчас он в тюрьме проклинает? Меня, кого же еще. Да еще Дашку свою ко мне приклеит!.. Нет, надо делать ноги отсель, и чем скорей, тем лучше. Вот только патроны, патроны — где ж их пригреть?! За каждый палец готов отдать — руби!
И опять мысль Гнилого возвратилась к Леньке Дятлову. А не дурит ли его и этот шкет, может, подсадной он от уголовки, ведь побывал же там?! Даже жарко сделалось Вальке от такой догадки. Он снова вспомнил происшедшее: только подошел — тут тебе и милиция! Случайно? Черта с два! Ну погоди!
Читать дальше